Ксения Беленкова - Вьюга юности
Саше ничего не оставалось, как разрешить ворваться в свою комнату.
– Не обижайся на отца, – успокаивала мама. – Ты же его знаешь, еще тот шутник! Не нужны тебе сейчас мальчики – и не надо. Успеется! Куда торопиться…
– А ты когда начала встречаться с ребятами? – Саша решила воспользоваться моментом и выпытать у мамы хоть частицу тайны.
– И не помню уже, – мама задумалась, а потом рассмеялась. – Впервые влюбилась еще в детском саду. Мальчишка был задиристый и как-то в прах разметал мой песочный замок. С тех пор любовь к нему как рукой сняло…
– А если серьезно? – подбиралась к волнующему ее вопросу Саша. – Когда ты впервые по-настоящему влюбилась?
Между бровей залегла морщинка: мама изображала, будто что-то вспоминает. Но Саша понимала, она думает лишь об одном – почему дочь задает такие вопросы?
– Ну, была история в школьные годы, – уклончиво ответила она. – Хотя настоящая любовь пришла, когда я встретила твоего отца. Я так думаю…
Мама была сосредоточена и взвешивала каждое слово.
– Расскажи про свою любовь в школьные годы! – Саша даже схватила ее за руку.
– Обязательно расскажу, только не сейчас, – тихо, но твердо ответила мама и тут же перевела тему: – Тебе кто-то нравится в школе? Ты ведь придумала, что тебя тревожат Люда с Максимом! А на самом деле в кого-то влюбилась? Да?
– Ни в кого в школе я не влюбилась! – отстранилась Саша.
– Ну поговори со мной, – просила мама. – Может, что-нибудь посоветую…
Саша даже взбесилась, не понимая, почему она должна обо всем докладывать маме, когда в ответ не получает и капли откровенности?
– Только после тебя, – сухо ответила она, бросив колючий взгляд, и по-детски обиженно добавила: – Я первая спросила!
Мама вздохнула.
– С тобой сегодня невозможно разговаривать! Кусаешься. Мы вернемся к этому разговору, когда ты станешь вести себя спокойнее…
Пройдя по комнате, мама по привычке поправила какие-то вещи, проверила, закрыта ли форточка, задвинула крепче шторы. Она попыталась приобнять дочь, чтобы как-то снять напряжение, но Саша резко вырвалась. Сейчас ей не хотелось телячьих нежностей. Маме нужно было лишь сказать правду, пусть и жесткую, прямую, без зализывания углов и шероховатостей. Но куда проще спрятать беспорядок за дверцами шкафов, чтобы никто не увидел вещи скомканными и грязными, чем раскладывать их по полочкам долго и терпеливо.
– Ну ладно, отдыхай, приходи в себя! – Мама чмокнула Сашу в челку.
И вышла за дверь. Саша опять осталась одна. Она одновременно сердилась на себя и на маму. Стоящего разговора не вышло, а так хотелось какой-то ясности. Очевидно, в семейные секреты ее никто посвящать не собирался. Мама закрывалась, как ракушка, стоило Саше лишь чуть-чуть коснуться темы ее юности. А выложить начистоту, что утром она подслушала родительский разговор, у Саши просто не хватило духу. Все это время где-то в глубине души она продолжала надеяться, что все наладится как-нибудь само собой. Жизнь же требовала самостоятельных действий, к чему Саша по натуре была не склонна. И очень сложно давалась ей сейчас эта внутренняя борьба, когда нужно было выбирать: жить дальше, закрыв глаза, или целенаправленно двигаться вперед. Искать ответы, а еще точнее – учиться задавать вопросы.
Глава четвертая
Неожиданное решение
Ленивый рассвет почесывал стекла московских окон. Всем известно: декабрь самый темный месяц в году. Дни стали так коротки, что утро наступало к обеду, а вечер начинался сразу после полдника. Всего несколько часов в сутки можно было радоваться солнцу, да и оно чаще дремало за облаками и лишь изредка прохаживалось сонными лучами по городу. Нехотя просыпаясь, расправляя небо над Москвой, наступала новая жизнь нового дня.
Саша ворочалась в постели, а та поскрипывала всеми своими досточками, будто разминая ножки и распрямляя спинку.
– К инвентаризации организма приступить! – шепнула сама себе Саша.
Она пошевелила по очереди пальцами ног, потом согнула колени, снова распрямила. Глубоко вдохнула, выдохнула. Ноги, живот, спина – все на месте. Теперь пальцы рук: мизинец, средний, безымянный, указательный, большой. Есть контакт, хоть фиги складывай! Саша поморгала глазами, нахмурила брови, сморщила нос…
Вот, лежишь ты в кровати, отделяя сон от яви, как белок от желтка, и каждая часть тела двигается, живет. Только уши, как ни стараешься, сидят смирно, не шелохнутся. Есть они или нет их вовсе, так запросто и не понять. Можно лежать и представлять, что просыпаешься совсем без ушей. Это было забавно и немного странно.
– Поднимайся, соня! – В комнату заглянул папа.
– Зачем же так кричать? – Саша зажала уши руками – вот они – на месте!
Инвентаризация закончена.
Пора вставать.
Когда ждешь больших неприятностей, обычно все обходится, но сегодня явно был не тот случай…
За завтраком мама взглянула на календарь, улыбнулась и сказала:
– Последние дни зимы – и все! Для нас Новый год наступит летом. Пора паковать чемоданы!
Саша уронила бутерброд, он упал маслом кверху. И в тот же миг все почему-то встало на свои места.
– Я никуда не полечу, – отрезала она.
Папа чихнул.
– Как это понимать? – Мама не знала, смеяться ей или сердиться.
Около недели назад на семейном совете было единогласно решено, что в новогодние каникулы они вместе с Криштафовичами летят на Гоа. У Криштафовичей есть дочь – Сашина погодка, и они часто отдыхают вместе. Всегда дружно и весело.
– Александра, в чем дело? – миролюбиво переспросил папа, нехотя отрываясь от выпуска новостей.
Сейчас Саша понимала лишь одно – рядом с родителями ее будет по-прежнему окружать ложь. И поездка превратится в сплошное мучение. Признаваться же в подслушивании Саше пока совсем не хотелось, а еще страшнее было услышать новые отговорки. Судя по вчерашнему разговору с мамой, посвящать ее в семейные тайны никто не собирался. Очевидно, что ей придется во всем разобраться самой.
– Мне нужно остаться, – Саша уперла твердый взгляд в папину переносицу, так как в глаза посмотреть боялась. – Это очень важно!
Повисла недолгая пауза, за время которой папа преспокойно отхлебнул кофе и позволил напитку опуститься до желудка.
– Ладно, оставайся, мы бабулю Криштафович вместо тебя возьмем, – неожиданно легко согласился он. – Старушка, насколько я знаю, давно мечтала побывать в Индии, еще в хипповых шестидесятых, но «железный занавес» тогда был крепок, а потом у нее пошли Криштафовичи – мал мала меньше…
В то время как папа иронизировал, мамины глаза расширились, чуть ли не в два яйца, потом сузились в прорези для пуговиц, а затем она уже смогла говорить:
