Елена Рахманова - Любит – не любит
Она ощущала себя дрессировщиком, только подавала команды не строгим голосом, а делала так, чтобы они возникали в мозгу легкомысленного очаровашки Венчика словно сами собой, как отражение его собственных желаний: «место», «лежать», «рядом». Зато «мой хороший», «умница», «как же я тебя люблю» Бина разрешала себе произносить без конца и ласково-преласково, проникновенно-препроникновенно, чувственно-пречувственно…
Прошло два месяца, а романы обеих подруг уже обрели устоявшиеся черты. Альбина с полной самоотдачей играла роль покорной воле султана трепетной одалиски в гареме, мигом преображаясь в очаровательную домохозяйку, когда того требовали обстоятельства. Лишь одно тревожило ее: похоже, всем довольный Венчик считал, что так и должно продолжаться до бесконечности. Зачем что-то менять, когда и так все распрекрасно, возможно, думал он, искренне полагая, что раз хорошо ему, то уж Биночке и подавно желать больше нечего.
Тина же в прямом смысле слова стала постоянной спутницей и собеседницей Максима. Они прошагали вместе многие километры по вернисажам и музеям, прослушали и просмотрели все достойное внимания в театрах и концертных залах. И не могли наговориться, обсуждая все и вся. Словом, медленно, но верно они приближались к тому моменту, когда остается произнести лишь сакраментальную фразу, чтобы и вовсе стать единым целым. Но по традиции сказать «дорогая, прошу тебя стать моей женой» полагалось Максиму.
И вот настал момент, когда в субботу вечером, провожая Тину до дому после очередного похода в кино, он произнес:
– Дорогая Тиночка… завтра я хочу пригласить тебя в один ресторан, не скажу в какой. Пусть это станет для тебя сюрпризом. Пусть все, что произойдет в это воскресенье, будет для тебя приятной неожиданностью, – и поцеловал ее.
Дома она забралась с ногами на кровать и долго сидела неподвижно в темноте, прислушиваясь к своим ощущениям. Свершилось! Тине было радостно и страшно одновременно. Как-никак, а с завтрашнего дня ее жизнь уже не будет такой, как прежде…
Глава 4
Тина отчаянно ругала себя. Ей предстоял судьбоносный вечер, а она так опростоволосилась: оставила на работе сумочку. И не простую сумочку, а ту, что потрясающе подходила к ее новым серебряным босоножкам и к торжественности момента. Дала на очередное ответственное свидание Наташке из бухгалтерии, да так и оставила в столе, когда приятельница ей эту сумочку вернула. Хорошо хоть охранник при входе оказался симпатичным малым, вошел в ее положение и не стал чинить препятствий. А то мог бы и потрепать нервы, ссылаясь на распоряжение начальства не пускать никого из сотрудников в помещения фирмы во внеурочное время и без письменного на то разрешения.
– Я мигом! Только туда и обратно! – пообещала Тина, бросаясь к лестнице и не замечая подозрительной ухмылки охранника.
На лестнице и в коридоре второго этажа было непривычно – пустынно, тихо, сумрачно. На значительном удалении друг от друга горели только дежурные лампочки. И пятна тени, перемежаясь с островками тусклого света, делали коридор похожим на подземелье. Звук торопливых шагов девушки эхом отдавался от пола и стен. Собственное дыхание вдруг показалось ей неестественно громким.
Тине стало не по себе. Даже возникло желание спуститься вниз и, прикинувшись наивной дурочкой, попросить охранника проводить ее до приемной. Но что, если тот поймет ее неправильно, решит, что она с ним заигрывает? Скорее всего, так и будет, потому что бояться-то нечего. Это Тина понимала умом, но чувства отказывались ей повиноваться.
Тревожное, знакомое по детству ощущение, что кто-то неведомый может напасть из-за угла или притаился в темноте приемной, вдруг овладело Тиной. Даже мурашки пробежали по спине. А воображение тут же нарисовало огромное чудовище с множеством лап, какое накануне показывали в американском фильме про громадных и кровожадных пауков-мутантов, что, сбежав из секретной военной лаборатории, обосновались в шахте лифта одного небоскреба.
– Пройдет совсем немного времени, и все останется позади, – шепотом сказала она себе, как делала это всегда, когда оказывалась в кресле у стоматолога. – Минут десять, не больше. – Но и звук собственного голоса не развеял напряженного ожидания чего-то угрожающего.
Вот и знакомая деревянная дверь приемной, на которой под металлической табличкой висит плоский колокольчик на широкой тканой ленте, привезенный кем-то в подарок из Швейцарии.
«Главное – не раздумывать!» – приказала себе Тина и рывком распахнула дверь в комнату с опущенными жалюзи.
Ей удалось сделать всего лишь шаг, как ужас сковал тело, а отчаянный крик замер в горле. Оказывается, она была права: ее поджидали и мгновенно сжали как в тисках.
– Сюрприз, малышка! Сюрприз! – раздалось в затуманенном сознании Тины, и она ощутила, что готова лишиться чувств: слишком резок был переход от парализующего волю страха к интуитивному пониманию того, что причин бояться нет.
Закрыв глаза, девушка стояла и глотала воздух широко открытым ртом. А кто-то – точнее, мужчина – продолжал обнимать ее, довольно посмеиваясь.
– Да что с тобой? Неужели я так тебя напугал? – спросил он наконец.
Тина молча кивнула, она узнала голос и растерялась: как же ей себя теперь вести?
– Прости, если так. Честное слово, я не хотел.
И Венчик поцеловал ее в макушку, туда, куда смог достать. Тина в его объятиях чуть приподняла голову, собираясь сказать, что он ошибся. Она не та, кого он ждал, не Бина… но не успела.
Венчик воспринял ее движение как и любой другой мужчина на его месте, приник к губам Тины долгим страстным поцелуем. И сам удивился, сколь неожиданными оказались ощущения. Будто это был первый настоящий поцелуй в его жизни. «Черт, как же это здорово! – пронеслось в мозгу. – И почему я не чувствовал ничего подобного раньше?» А затем мысли улетучились. Все до единой. Бывают моменты, когда им просто не время и не место…
Тина, правильная, честная Тина ответила на поцелуй, который ей не предназначался. Она просто ничего не могла с собой поделать. Когда все существо словно плавится в медвяном огне блаженства, трудно призвать на помощь рассудок и сказать: стоп, остановись, ты посягаешь на чужое. «А если это больше никогда не повторится? Если так и помрешь, не познав до конца, что может быть так хорошо?.. Потом, потом будет время повиниться, попробовать оправдаться, но только не теперь…»
От нее пахло молодой листвой и ландышами, а не пряными восточными ароматами. Волосы под его пальцами не курчавились, а были прямые и шелковистые. Тело, юное упругое тело совсем по-другому отзывалось на его прикосновения. Но Венчику не было до этого никакого дела. С ним творилось что-то странное, прежде неведомое. Он понял, что теряет голову, и это ощущение его пьянило. А потом хоть потоп, хоть трава не расти! Из всех завлекательных мест планеты он хотел сейчас быть только здесь. И не важно, что в его объятиях была не Бина.