Александра Соколова - Просто мы научились жить.
Холодно. В кабинете становится нестерпимо холодно. Зрачки расширяются и снова сужаются до двух маленьких точек.
– Какой у вас срок? – бросает Инна и возвращается на свое место за столом.
– Пять месяцев, – выдавливает из себя недоумевающая Лиза, – А… Что случилось? Какие-то проблемы?
– Отнюдь.
Какой жесткий голос, какие нарочито-отрывистые движения! Боже мой, да что же происходит-то?
Пауза затягивается. Напряжение такое, что еще немножко – и начнет взрываться в воздухе миллионами искр. Взгляды пересеклись и невозможно, совершенно невозможно опустить глаза, и дыхание не успевает над вздымающейся и опускающейся грудью, и губы дрожат, и по шее вниз катится холодная капля пота.
– Я… Пойду? – не выдержала Лиза, сумела-таки прикрыть глаза.
– Идите, – снова холодно, отрывисто. А уже когда до двери остается всего полшага – вдруг еще холоднее: – Постойте.
Лиза обернулась, избегая поднимать взгляд выше уровня стола, и застыла испуганно.
– Вы поэтому так беспокоились о декрете Яковлевой? Чтобы самой подстраховаться на будущее?
Как противно. Как низко. Словно с размаху ударили в открытое нараспашку сердце.
– Конечно, – не подвела природная выдержка, спасла, сохранила, – Именно поэтому, госпожа Рубина. До свидания.
***Остаток дня прошел как в тумане. Лиза не могла работать – тупо смотрела на экран монитора и периодически срывалась на слезы. Шла в туалет, умывала опухшие глаза – и снова возвращалась к экрану.
Она знала, что ничего и никому не станет доказывать или объяснять. Бессмысленно. Глупо. Ни к чему. Но почему же так больно? Почему так ноет сердце, и тупая тошнота раз от раза подступает всё ближе к горлу?
– Ты взрослая женщина, – в сотый раз сказала себе Лиза, борясь со слезами, – Не случилось ничего особенного. И тебе плевать на то, что она о тебе думает! Ничего не изменилось. Ты по-прежнему будешь смотреть на неё со стороны, и получать от этого удовольствие. А что она там себе придумала – это только её собственные проблемы. А никак не твои.
Не помогало. Ничего не помогало. В конце концов Лизе надоело бороться со слезами и она принялась собираться.
– Поеду домой, – приняла решение, – Лёшке не буду звонить. Просто поймаю частника и поеду домой. Приму душ и лягу спать. Только и всего. И всё будет хорошо.
Но хорошо не стало. Выключив компьютер и собрав сумку, Лиза вдруг осознала, что её плащ так и остался в кабинете Рубиной.
– Чёрт побери, – выругалась она сквозь злые слёзы, – Да что ж за день сегодня такой…
Пришлось звонить Прокофьеву. Звонить и просить сходить за плащом. И придумывать объяснения, и терпеть назойливое любопытство.
– Ничего-ничего, – Лиза присела на край стола и сжалась в комочек, – Сейчас Сашка принесет плащ, и я поеду домой. Ничего… Ничего…
Стук в дверь прозвучал как избавление от ада.
– Заходи, Саш, – срывающимся голосом крикнула Лиза и ахнула, увидев как в открывшуюся дверь, с плащом, перекинутым через руку, входит… Инна.
Воздух судорожными толчками начал врываться в легкие. Дрожь снова заколотила всё тело, а предательские слезы подступили к глазам.
Невозмутимая сука… Вешает плащ на стул, смотрит удивленно, подходит медленно, рассматривая, удивляясь. И вдруг… опускает руки на плечи.
– Уходите, – прорыдала Лиза, тщетно пытаясь сдержать новые и новые слезы, – Уйдите, пожалуйста. Прошу вас.
– Конечно, – Инна одной рукой вынула из кармана пиджака платок и принялась потихоньку вытирать Лизины глаза. Другая рука осталась на плече – и как жгли эти прикосновения через тонкую ткань платья, как обжигали!
– Да что вам нужно? – выкрикнула, пытаясь сбросить чужую ладонь. – Уйдите, пожалуйста!
– Успокойся, – не дала, сжала плечо еще крепче, обняла и крепко прижала к себе, – Прости меня. Я не должна была так говорить. Прости.
Сил не осталось. Слёз тоже. Лиза вжалось в незнакомое тепло чужого тела, и всхлипывала, ощущая ласковые прикосновения ладони к волосам.
Какое волшебное чувство… Обнимать человека, которого совсем не знаешь, но который тем не менее так сильно стал тебе нужен. Как восхитительно чувствовать касание груди, бедер… Как замечательно слышать теплое дыхание на щеке и тихий шепот на ухо:
– Прости, прости меня… Я не думаю так, как сказала тебе. И никогда не думала. Прости…
– Я прощаю, – выдохнула Лиза, – Прощаю… Только отпусти меня. Иначе у меня сердце разорвется.
Инна послушалась. Медленно – нехотя – выпустила Лизу из своих объятий и кончиком пальца вытерла со щеки случайную слезинку.
Недавний холод сменился раскаляющей тело и душу жарой. Дыхание сбивалось от неловкости и ощущения безумно-тягучего счастья.
– Что же нам теперь делать? – прошептала чуть слышно Лиза.
Инна не ответила, а только пожала плечами и улыбнулась жалко и растерянно.
5
Лиза открыла глаза. В последнее время она начала бояться собственных снов – в них неизменно фигурировала Инна Рубина, и это одновременно заставляло с нетерпением ожидать каждой ночи и бояться этого.
Лёша сонно заворочался рядом, и Лиза притихла. До подъема еще целый час, нужно дать мужу отдохнуть – в последнее время он стал много работать сверхурочно и очень уставал.
Любимые тапочки мягко обхватили и согрели замерзшие ноги. Лиза накинула теплый халат и тихонько вышла из спальни. Проходя мимо ванной комнаты, не удержалась и перед зеркалом сняла одежду. Шел восьмой месяц беременности, будущая маленькая девочка уже не раз напоминала о себе толчками.
– Уже скоро, – прошептала Лиза, улыбаясь, – Еще пять недель, моя хорошая…
Пять недель, после которых на свет появится новый человек. Пять недель, после которых они с Лешей станут самыми счастливыми родителями на свете. Пять недель, после которых ей придется навсегда попрощаться с Инной.
Лиза задумчиво погладила свой живот и снова запахнула халат. Не время об этом думать. Только не сейчас, не здесь, не сегодня.
– Пойду погуляю, – решила вдруг и обрадовалась собственному решению, – Еще так рано…
Удивительно, как беременность меняет привычный ход вещей: если раньше на то, чтобы одеться, хватало пяти минут, то теперь времени требовалось в три раза больше. Наконец, Лиза вышла из подъезда и потихоньку пошла в сторону парка.
Какой заснеженный февраль… Петровская улица всё еще спала – в Таганроге мало кто начинал свой день настолько рано. Вот и кондитерская «Красный мак» – очень знаковое место. Много лет назад они встречались здесь с Лёкой – когда та еще только ухаживала, была бесконечно нежной, родной и открытой. А в ноябре здесь же, только на улице – в машине – сидели с Инной. Сидели и молчали, не зная, что сказать, и мучительно не желая расставаться.
