Наталья Штурм - Школа строгого режима, или Любовь цвета юности
– Реле с ячейкой шалят!
Это означало, что мы будем кого-то слушать.
Мы взяли один наушник на двоих и затаили дыхание:
– …немного. Сказала, что у нее сейчас трудности на работе, она не может высылать больше, – поймали мы обрывок Динариной фразы.
– А может, тебе квартиру сдать? – ответила, видимо, подруга.
– Нет. Спасибо. Я уже намаялась в детском доме и отсюда никуда не уйду. Лучше помру с голода.
Мы с Танькой переглянулись и молча отсоединились.
– Ты понимаешь, что это вы виноваты в ее отчислении? – серьезно упрекнула Татьяна. – Придумали этот фильм, дали пистолет, измазали ее в краске…
– В вине… вином облили…
– Тем более! – обиделась Таня. – Совсем дурные, что ли? Она там одна в своей квартире загибается, а вы забыли про нее.
– Ну почему, мы с Настей звонили… Ее зачислили в школу рядом с домом. Ей тетка деньги высылает.
– Судя по разговору, там проблемы с денежками. Давай позвоним ей сейчас? – предложила Таня.
Я задумалась. Мне пришла в голову другая мысль.
Викуле тетка прислала заморские сапоги. Финские, красные, петушиные. Это было круче любого фирмового прикида. Сапоги считались страшным дефицитом. Их можно было купить только у спекулянтов на «толчке». Мама Вики не разрешала ей надевать сапоги в школу, чтобы не стырили. Раздевалки не охранялись, и любой мог «перепутать» свою одежду с чужой.
Сапожки были на плоской подошве с символическим каблучком, узконосые, из мягкой кожи. Стоили они целую зарплату. Поэтому их носили и осенью, и зимой, и даже летом, пока подошва не стиралась. Или, наоборот, надевали раз в год на праздник. Владелица таких сапог автоматически попадала в разряд модниц, и ее сильно уважали.
В школу Вика принесла сапоги в пакете. Мы заценили, и каждая с восторгом примерила красоту. Но что такое клевый прикид, если человек из-за нас пропадает? Нам нужно было помочь Динаре, и мы решили принести в жертву Викины сапоги.
– На Столешниковом есть туалет, – поведала я подружке, – там продают все самое модное. Весь дефицит туда сносят, девки та-акие модные стоят торгуют, упадешь, когда увидишь.
– В туалете?! – скривилась Вика. – Там же пахнет!
– Викуль, ты не поверишь, пахнет духами «Клима», «Диориссимо» и фирмовой косметикой. В Столешниковом все московские модницы отовариваются.
Воскресным днем мы с Викой нарядились и отправились в туалет в Столешниковом переулке.
От Пушки недалеко было – пройти по Пешков-стрит до памятника Долгорукому, свернуть налево и возле культовой пивной «Яма» увидишь задрипанную общественную уборную, из которой выпархивают модные девицы, разодетые и разукрашенные, как солистки ансамбля «Баккара». Все с «пальмами» на голове – затянутыми в цветные резинки и распущенными по плечам волосами, в красных или зеленых колготках, в «пирамидах» или штанах с лампасами. Стучат тонкими ножками в несуразных сабо, словно в деревянных колодках – ох, как же нам было завидно! А грим был достоин пера художника-авангардиста. Скулы обозначались резкой чертой, словно след от пощечины. Красили чем придется: если не было румян, размазывали по щекам губную помаду или блеск для губ. Глаза подводились как «коромысла» – нижние веки «коромысла» вверх, а верхние – дуга вниз. Дуги не соединялись между собой – это зрительно увеличивало глаз.
Мы вошли в туалет и оказались в толпе торгующих девиц. Там были все вперемешку: валютные проститутки (одетые лучше всех), дочки выездных родителей, просто перекупщицы, пожилые тетки из торговли и случайные, то есть мы.
Вика села на подоконник возле пустой кабинки (ходить в туалет по нужде считалось дурным тоном) и вяло произнесла:
– Кому сапоги…
Вокруг нас кипела торговля. Подошла тетка, нагло встала перед нами и распахнула пальто: по бокам в кармашки были рассованы французские духи. Вот представьте, пальто-витрина, а на ней предел мечтаний каждой девчонки – «Мисс Диор», «Фиджи», «Анаис Анаис», «Мажи Нуар».
Так захотелось купить хоть один флакон маме…
Мы отвели глаза – тетка отошла. Народ подходил и предлагал: помаду-карандаш (тайваньский «шедевр» – короткие помадки разных цветов нанизаны друг на друга, образуя длинный карандаш), кофты с люрексом и мехом кролика на аппликациях (это вообще был писк), коробочки с рассыпными блестками для век и блестки в тюбиках, «варенки» фирменные и самопальные, дутые сапоги и болоньевые плащовки. Но больше всего нам с Настей понравилась косметика Estee Lauder и Lancome. Это было уже за пределом мечтаний…
– Викуль, видишь – сапог ни у кого нет. Значит, надо цену повысить. Ты за сколько хотела?
– Сто рублей нормально?
– Давай за сто двадцать, сотку отдадим Динаре, а на двадцатку косметику купим.
– А я трусы «неделька» хочу! На них по-английски написаны дни недели, и резинки цветные. Можем с тобой поровну поделить – ты заберешь себе «манди», «тьюзди» и «венсди», а я – все остальные.
– Давай сначала продадим сапоги, а потом уже решим, что покупать.
Возле нас остановилась размалеванная девица и ткнула накладным ногтем в наши сапоги:
– Сколько?
– Сто двадцать, – нерешительно сказала Вика.
– Беру, – решительно ответила девица.
Мы переглянулись с Викой и заулыбались – первый наш бизнес в жизни! Сейчас нам дадут такую огромную сумму. Родители только на метро и кино выдают – пятаки да рубли. А тут… Целое состояние!
Девица отсчитала сто двадцать рублей и протянула нам. Вика потянулась за деньгами, но тут сапоги упали с колен прямо в хлипкую туалетную грязь. Вика наклонилась, чтобы их поднять.
Я протянула руку и взяла деньги.
– Отдел борьбы с хищениями социалистической собственности. Вы взяты с поличным при получении денег за спекуляцию товаром.
Мне в лицо ткнули удостоверение работника органов. Мощная тетка выросла как из-под земли и крепко схватила мою руку с деньгами. Мы с Викой молчали. Испугались и не знали, что говорить.
Народ из туалета тут же разбежался. Осталась только пара бабушек, которые действительно зашли по нужде.
Наконец Вика подала голос, заканючила:
– Мы первый раз пришли, отпустите нас, пожалуйста!
Мощная тетка победно ухмыльнулась:
– А вас, девушка, никто и не держит. Мы вот с нею, – она приподняла мою руку, – будем разбираться, а вы можете отправляться на все четыре стороны.
Тетка взяла сапоги и, не отпуская мою руку, потащила за собой.
– Куда мы идем? – Чувство было такое, что меня сейчас посадят в тюрьму на всю жизнь.
– Недалеко идем. В сто восьмое отделение милиции.
