Анна Яковлева - Тоннель желаний
Ленка помолчала, потом бодро произнесла:
– Тебе уже давно пора поменять тачку.
– А-а, – сообразил Славик, – так это ты так поспособствовала?
– Ладно, если ты такой нищий, так и быть, куплю тебе машину. Через месяц.
Славка на мгновение потерял дар речи. Идея была просто захватывающей, жаль, что авторство принадлежало не ему.
– Не пойдет, – как только обрел голос, тут же стал торговаться он, – как ты себе это представляешь: я целый месяц буду без колес?
– Ну, как-нибудь, – предложила не самый лучший выход Ленка, – я же без телика осталась, и ничего.
– Нашла что сравнить. Мне машина нужна для работы, а тебе телик – для развлекухи.
Это была жалкая попытка сохранить воинственный настрой.
От Ленкиного низкого голоса, от полуулыбки на сочных губах, которые так и видел Славик, обида таяла, как пломбир под солнцем, стремительно и безнадежно. Нужно признать, Ленка была великой мастерицей дурить голову. Или все дело в нем самом?
Ну почему он такой конформист?
– Заменишь лобовое и на старой поездишь, – уперлась Ленка, и Славик мгновенно испытал раскаяние.
Ну чего он на самом деле? Пусть это будет самой большой неприятностью в его жизни – разбитое лобовое стекло.
– Лен, а давай в кино сходим? – вдруг предложил он, и Ленка рассмеялась:
– Давай. Чур я выбираю фильм.
Славка обожал, когда Ленка смеялась, и совершенно размякал. Ну вот, опять она на коне, обреченно подумал он, опять она из него веревки вьет.
Словно подслушав его мысли, Ленка в очередной раз обезоружила противника:
– Ладно, фильм выбирает наиболее пострадавшая сторона, то есть ты. Только учти, – добавила она, когда Славка уже решил, что все-таки Ленка умеет быть великодушной, – фантастику твою я смотреть не стану.
При всей своей меланхоличности Таисия обожала жаловаться Светке и Наташке на жизнь и мужа, не гнушалась и легким поклепом (очевидно, так обнаруживал себя скрытый темперамент).
Жалобы сводились к тому, что у Егора бизнес идет не очень хорошо, что деньги он выдает каждый день и строго на питание, что у нее все еще нет шубы, а пора бы – тридцать пять стукнуло. Да и брюлики могли бы быть поувесистей.
Скорее всего, это не были жалобы в привычном смысле – это было кокетство, способ выказать различие между нею и подругами: у меня есть муж, а у вас, дорогие Света и Наташа, – нет. Пусть даже с проблемами в бизнесе, пусть даже с возможным леваком, пусть с носками и трусами, зато свой собственный мужик. Есть с кем выйти в люди и к морю съездить.
Подруги нытье Таисии понимали как-то превратно и кидались врассыпную, стоило Егору переступить порог дома и застать их в гостях. Неестественные улыбки и поспешные сборы приводили его в бешенство.
– Чего они от меня как от чумного шарахаются? – недоумевал он. – Или я как-то отличаюсь от остальных людей?
Таська помалкивала и смотрела на мужа, как чихуахуа Барончик, склоняя голову то влево, то вправо. Она привыкла и не замечала, насколько мрачное выражение лица бывает у Егора.
Низкие надбровные дуги и глубоко посаженные глаза, плотно сжатый рот и выражение скуки на физиономии, а также манера поворачиваться всем корпусом – тут и не такие стойкие предпочтут ретироваться.
– Егорушка, – уверяла мужа Таисия, – просто Светка с Наташкой очень деликатные. Понимают, что ты устаешь на работе, дома бываешь мало, приходишь, чтобы отдохнуть, – вот они и торопятся уйти.
Как только Егор улетал на Сахалин, Таисия превращалась в освобожденную восточную женщину, сбрасывала паранджу и в срочном порядке обзванивала подруг.
– Девочки, вы не представляете, как я устала! – закатывая перед зеркалом глаза, вещала она в трубку. – Эти вечные ужины, стирки, глажки. Ужас!
Мягко говоря, заслуги жены и матери были сильно преувеличены, но воспринимались как сигнал общего сбора.
В борьбе с подругами у Егора был верный союзник – Яга.
В отсутствие внука она считала себя его правопреемницей и требовала от Таськи отчета.
– Ты куда собралась? – Чтобы лучше слышать, бабуля имела манеру оттопыривать ладонью ушную раковину.
Таська не была воспитанницей Института благородных девиц, но от этого жеста ее передергивало и хотелось сделать какую-нибудь пакость, хотя бы соврать, что она и практиковала.
– У Наташки (Светки или восьмилетнего Семена – по настроению) день рождения. Бабуля, вы меня не ждите, я у нее останусь ночевать, – с наслаждением орала в оттопыренное ухо Таисия и намыливалась из дома.
Набившись в Наташкин «жук», втроем подруливали к гипермаркету, основательно затаривались разными вкусностями в банках, замороженными полуфабрикатами, готовыми салатами, курами гриль, чтобы не готовить – зачем? – и вином. Зимой везли все к Светке, а летом – к Наташке на дачу.
Там сначала кормили восьмилетнего Сеню, потом укладывали парня спать и открывали дамский клуб.
Сидели на кухне до утра под вполне невинные нескончаемые разговоры о мужиках, тряпках, о родственниках, близких и дальних, одноклассницах (одноклассниках) и их мужьях (женах). Кто с кем развелся, кто с кем сошелся, где и кем работает, сколько заработал и на что потратил.
– Эти шалавы споят твою Таську, помяни мое слово, – каркала Яга вернувшемуся из поездки Егору, – опять от нее перегаром несло. – По закону компенсаторного замещения с потерей слуха у Яги обострилось обоняние.
Измотанный переговорами с клиентами, стычками с чиновниками и ментами, Егор не мог и не хотел тратить душевные силы на бытовуху. Нервы нужны были ему для работы, он берег себя и молчал.
Усталость давила на плечи, и он наливал себе наркомовские сто граммов и камнем падал в постель.
Вялые всполохи мыслей мелькали на кромке сознания: в конце концов, что плохого в том, что Таська развлечется? Ей тоже несладко – все одна и одна. Даже когда он в Москве, от него мало толку. Четыре месяца Настену не видел: уезжал, когда она еще спит, возвращался, когда она уже спит.
Ничего, у него еще будет время все исправить, думал Егор, проваливаясь в сон, как в обморок.
Выяснилось, что телевизионщики не соврали.
На самом деле в Турции, на самом деле в горах с видом на море, в Демре, стоит храм Святителя Николая.
– Они называют его Санта-Клаус! Клаус – это, по-нашему, Николай! – возбужденно орал в трубку Славка. На заднем плане слышны были команды «вира» и «майна», визг механизмов и скрежет металла – очевидно, звонил Морозан со склада, – у них там святой Николай был захоронен!
– Давай, Слав, в конторе поговорим, – стальным голосом перебил Егор – он с трудом вспомнил, о чем речь.
Напротив с остекленевшим взглядом сидел бухгалтер Алексей Цупров, и Славкины восторженные вопли о Санте в конце апреля могли ему показаться неуместными.
