Виктория Баринова - Найди себе мужа
Но я не отчаялась. Что, кроме холодного ветра и дождя, мешает мне надеть ее завтра? Ничего. Я согласна померзнуть. Это уже дело принципа.
4
Когда на следующее утро я стояла на остановке в ожидании троллейбуса, Дмитрий Аркадьевич уже не казался мне мужчиной, ради которого стоит терпеть подобные муки. Ветер с таким ожесточением накидывался на мои беззащитные ноги, что впору было считать его живым, чрезвычайно злобным существом. Мне было ужасно холодно, проезжавшие мимо машины два раза окатили меня водой из лужи, троллейбус никак не приезжал, и я катастрофически опаздывала на работу.
Я взглянула на часы. Было уже не до шуток. Угроза опоздания с неумолимой неотвратимостью надвинулась на меня. Я сошла с тротуара и обреченно подняла руку.
Если есть в этой жизни что-то, что я ненавижу больше горячего молока с пенками, так это голосовать. Во мне живет впитанная с детских лет уверенность в том, что одинокой девушке грозит ужасная опасность, стоит ей сесть в машину к незнакомому мужчине. Внешние данные девушки в расчет не принимаются, потому что автомобильным маньякам все равно. Исключительный бред, как говорит Лиза. Для нее московские дороги полны доброжелательных мужчин, умирающих от желания домчать ее до нужного места. А на мою долю достается лишь вода, летящая из-под колес иномарок.
Однако после пяти минут бессмысленного топтания на дороге судьба улыбнулась мне. Вернее, недобро ухмыльнулась, потому что транспортное средство, откликнувшееся на мой отчаянный призыв, было не «БМВ», и не «Шкода», и даже не «Жигули» с «Москвичом». Это был мотоцикл, а его владелец в шлеме и короткой кожаной куртке щедро предлагал мне место позади себя.
— Мне на Анненскую, восемнадцать, — пробормотала я, оглядывая байкера, невесть откуда взявшегося на мою голову. Из-под дурацкого шлема торчит роскошный черный хвост, ничего больше разглядеть не удалось.
— Годится, — энергично кивнул он. — Давай садись, я сам опаздываю.
Это и сбило меня с толку. Терпеть не могу, когда из-за меня у людей проблемы.
— Второго шлема нет, за меня спрячешься, — деловито сообщил он, и…
И я задрала ногу, уселась на мотоцикл, обхватив его владельца за талию. Мой жалкий плащик распахнулся, а парадная короткая юбка бесцеремонно полезла вверх. Если бы я только вовремя вспомнила про нее! Но сожалеть было поздно — мотоцикл рванул с места, я ойкнула и уткнулась носом в спину, вернее, в волосы своего непрошенного спасителя.
Волосы были на удивление чистые и душистые. Обычно мотоцикл, кожаная куртка и хвост подразумевают пренебрежительное отношение к вопросам личной гигиены, однако меня окутывали ароматы почище, чем в парфюмерном магазине. Это несколько скрасило мое в общем-то не самое приятное путешествие. Скорость была приличная, меня немилосердно трясло и обдувало. Руки соскальзывали с гладкой кожи куртки, я все время боялась свалиться.
Но настоящий ужас поджидал меня впереди, когда мотоцикл лихо затормозил перед главным входом «Скрепки». На работу я не опоздала, но теперь не была склонна рассматривать это как благо. Некоторые наши сотрудники, в том числе Надежда из экономического отдела и Володя, замерли на ступеньках, разглядывая мое транспортное средство со вполне понятным недоумением.
Я резво соскочила с мотоцикла, поправила юбку, радуясь, что хоть Спешнев не видит меня в столь жалком состоянии. И так разволновалась, что совсем забыла поблагодарить своего водителя.
— Спасибо, — повернулась я к нему в тайной надежде, что его уже и след простыл.
Увы. Он был тут и весело улыбался. По крайней мере, насколько я могла судить.
— Пожалуйста. Я здесь часто езжу, могу как-нибудь подвезти.
Я содрогнулась. Еще один такой выезд, и моя репутация будет безвозвратно погублена. Как и моя юбка.
— Спасибо, — проблеяла я снова и малодушно сбежала, не сказав ни «да», ни «нет». Искушать судьбу было нельзя. Что если Спешнев вот-вот появится и засечет меня?
Но в тот день мне, против обыкновения, повезло дважды. В первый раз, когда Спешнев не видел, с кем я приехала на работу, а второй раз, когда он вызвал меня к себе обсудить очередную версию юбилея.
С дрожащими руками, но гордо поднятой головой я вошла в его кабинет. Лишь мысль о том, что моя короткая юбка не может оставить равнодушным ни одного мужчину, придавала мне сил.
— Присаживайтесь. — Спешнев начальственно кивнул на кресло напротив своего стола.
Минут пять он старательно пялился в свои бумажки, притворяясь, что очень занят, а я непринужденно рассматривала интерьер его кабинета, не забыв красиво закинуть ногу на ногу.
— Итак, какие идеи возникли у вас на этот раз? — с иронией спросил он.
Но в тот день лишить меня самообладания было не так легко. Я принялась рассказывать. Никакого оригинальничания — дорогой ресторан, костюмированное представление, известные музыканты, забавные конкурсы для подгулявших сотрудников и, конечно, танцы.
Спешнев молча слушал. Его глаза были устремлены вниз, и сердце мое возликовало. Не зря я второй день мерзну в этой юбчонке.
— Мне ваш план нравится. — Он соизволил посмотреть мне в глаза. — Но боюсь, что директору он придется не по вкусу.
На его холеном лице была написана растерянность.
— Я беседовал с ним вчера, — Глаза Дмитрия Аркадьевича вновь опустились к моим коленям, — и он ясно дал мне понять, что хочет устроить нечто необычное.
Если бы я была мстительной особой и не имела на него виды, я бы напомнила господину главному бухгалтеру, что мои первоначальные предложения отличались редкой неординарностью, и лишь его упрямство помешало мне заняться ими. Но я была великодушна и к тому же твердо знала, что мужчины не любят, когда их ошибками начинают размахивать у них перед носом.
— В необычных идеях у меня недостатка нет, — уверенно сказала я.
Спешнев вздохнул как раненый лось (впрочем, понятия не имею, как вздыхают раненые лоси) и выразил надежду, что я сниму это кошмарное бремя с его плеч. Прямо так и сказал:
— Знаете, Машенька, я надеюсь, что вы снимете это кошмарное бремя с моих плеч.
Я только рот раскрыла. Машенька?
— Не волнуйтесь, Дмитрий Аркадьевич, — ласково проговорила я, — у вас завтра будет по меньшей мере десяток идей первосортной оригинальности.
— Ах, Маша, вы меня очень обяжете, если оставите эту официальность. Какой я вам Дмитрий Аркадьевич. Мне всего тридцать семь, а вы заставляете меня чувствовать себя стариком.
Провалиться мне на месте, если это не сигнал к действию.
— Ни за что не поверю, что вы способны чувствовать себя стариком, — кокетливо хохотнула я.
