Э.В. Каннингем - Сильвия
Короче говоря, фараон это фараон, пусть себе небо коптит, пока мне не мешает. Сержант Хаггерти из полиции Лос-Анджелеса относился к разряду берущих. И по мне так даже и хорошо, что он брал. Когда Питерсу требовался полицейский из берущих, он меня посылал к Хаггерти, и сам я шел к Хаггерти, если нуждался в какой-нибудь услуге полиции. Вот и сейчас отправился я к Хаггерти и сообщил ему, что мне требуется материал на Сильвию Вест, если у них таковой найдется, а также информация обо всех Сильвиях в возрасте до сорока лет, хранящаяся в их досье. Для себя я решил, что Вест — просто псевдоним, но, по непонятным мне самому причинам, был уверен в том, что Сильвия — ее настоящее имя.
Может, мне просто хотелось, чтобы ее действительно звали Сильвия. В жизни не было у меня ни одной знакомой с таким именем. А имя это мне нравится. Вот здорово, если бы она и впрямь оказалась Сильвией. А ведь бывают люди, которые ни за какие выгоды не расстанутся с именем, данным им при рождении, пусть даже это упрямство сулит им неприятности. Имя для них вроде символа, оно необходимо им не меньше, чем сердце или легкие, это как бы связь с душой, иначе пропадет чувство, что ты действительно обитатель этого мира, а не просто пыль на ветру. Если Сильвия такая, она останется Сильвией при любых обстоятельствах.
— Насчет Сильвии Вест будьте спокойны, — сказал Хаггерти, — а вот если всех Сильвий проверить, это вам влетит в круглую сумму.
— Понятно. Сколько именно?
— Сотенная.
— С ума сошли. Да за сотенную вы бы для Питерса нашу мэрию взорвали. Откуда у меня такие деньги?
— Придется где-нибудь найти.
— Ну и черт с вами, — сказал я. — У вас свои игры, у меня свои.
Повернулся и пошел, но Хаггерти меня нагнал, и мы торговались, пока не сошлись на двадцатке. Сведений о Сильвии Вест не оказалось ни в местном досье, ни в Сан-Франциско. Что касается других Сильвий, их было в указанной возрастной категории восемнадцать, и я просидел целый день, изучая фотографии, а также основные данные. Ни у одной из этих Сильвий не было и самого отдаленного сходства с той, что меня интересовала.
Глава VI
Я проснулся в четыре часа утра и больше уж не заснул, кое-как скоротав остаток ночи. Принял душ, побрился, зубы почистил, открыл апельсиновый сок — пакет стоял в морозилке, — покурил, сидя на подоконнике и любуясь городом в слабых лучах, пробивших предрассветную дымку. Когда я пробуждаюсь где-то между пятью и шестью, то всегда испытываю острую жалость к себе, — весь полон печали. Словно смотрю на себя в телескоп, да еще не с той стороны — и вот он, крохотный, жалкий, ничтожный кусочек материи, непонятно зачем и как существующий. Свет широк, вселенная еще шире, а если Алан Маклин включит газ, засунет голову в духовку, дело кончится шестью строчками петита в нашей «Тайме» да двумя-тремя словами сожаления, которыми при случае обменяются с полдюжины людей. Я в такие часы, должно быть, самый одинокий человек на земле, а вот нынешним утром все обстояло по-другому.
Нынче утром мне вдруг захотелось приветствовать солнце. Апельсиновый сок казался необыкновенно вкусным, сигарета тоже. И я повел неспешный диалог сам с собой.
— Ну при чем тут этика, совесть и прочие высокие слова? Ты на работе, ты обязан предоставить клиенту интересующую его информацию.
— Очень хорошо. Тогда ступай к ней домой, скажи, что ты, мол, торговец пылесосами. Или одолжи в компании Барни Адлера служебное удостоверение и скажи, что явился проверить, нет ли утечки газа. А еще можно отрекомендоваться агентом из треста недвижимости, дескать, нашелся покупатель, готовый хорошо ей заплатить, если ему уступят эту виллу…
— Здорово придумано. Все три варианта.
— И значит?..
— …Значит, я с нею увижусь и переговорю.
— А что это тебе даст?
— Что-нибудь выведаю.
— Но можешь и ничего не выведать, зато работа твоя — тю-тю. Ты что, мальчишка, которому грезы спать не дают? Неужели тебе правда не дают покоя сны про темноволосую красавицу, которая пишет стихи? Может, все-таки справишься со своей дурью? Тебя что, ничему не научили война и служба на бойне, и тот пожар, и восемь лет, которые ты прожил в этом паршивом городе, где тебя со всех сторон окружают подделки? Ведь ты уже был однажды женат и как! — всем на зависть.
— Причем тут та женитьба?
— А ты пошевели мозгами.
— Ну, пошевелил. Слушай, хватит меня за дурака держать. Я ведь Сильвию никогда не видел, похоже, и не увижу, раз все так складывается. Я человек трезвомыслящий, меня не раз обожгло и похуже, чем на пожарах бывает. Просто есть шанс за шестьдесят дней заработать пять тысяч долларов. Да еще и расходы оплачиваются. А столько я за весь последний год не заработал, так-то; уж какие тут могут быть чувства? Так что отвяжись, очень тебя прошу.
На этом мой диалог с собой окончился, только не так, как должен был, уж это я чувствовал безошибочно. Я выкурил еще сигарету, глядя, как разгорается день, не обращавший внимания на висевший над Лос-Анджелесом смог.
Глава VII
Генри Инглмен — из фараонов, которые не берут По происхождению он датчанин, трудно пробивал себе дорогу и, вопреки всему, сумел кое-чего добиться. Некогда мне тут о нем распространяться, скажу только, что ему уже скоро на пенсию и что на западном побережье лучшего эксперта по почерку не сыскать. Брать он действительно не берет, но угостить себя обедом позволил, правда, пришлось на него нажать. И вот он сидит передо мной в ресторане, где подают отличные бифштексы, жует с энтузиазмом да вздыхает, до чего тут дорого.
— Вы напрасно думаете, Мак, что с пищеварением у меня станет лучше, если пообедать за шесть с половиной долларов, а если деньги платит шотландец — шотландцы ведь известные скряги, — так аппетит сразу пропадает.
— Успокойтесь, я же не из своих плачу. Расходы покрывает заказчик.
— Так что вам нужно?
— Информация кое-какая.
— Если вам нравится эта работа, шли бы служить в полицию.
— Вовсе она мне не нравится. Только и радости, что иной раз судьба с интересными людьми сводит, вот вроде вас.
— Мура, как вы, американцы, выражаетесь.
— Я так не выражаюсь.
— Ладно, оставим. Но прежде чем вы приметесь меня потрошить, скажите-ка, Мак, была ли у древних народов каллиграфия?
— Была кое-какая, если речь идет о прямых углах, закруглениях и тому подобном.
— А у кого она была?
— Ну, у египтян, демотическое письмо называется. У иудеев тоже, там все завитки, завитки, это они частью от арабов переняли. У греков в общем-то тоже, и римляне как раз к тому шли. Вижу, произвел на него впечатление — обычное дело для самоучек: они всегда завидуют учившимся в колледже, самим-то им пришлось просто зубрить да запоминать, как школьникам перед экзаменом, не понимая, в чем суть. С каким вниманием, как благодарно слушает, пока я перед ним свою эрудицию демонстрирую, а потом, за кофе с десертом, мы поменялись ролями, и он охотно, добросовестно выложил мне все, что я ожидал от него получить. Дал я ему ту записку Сильвии Вест, полученную от Саммерса, и он ее изучал со всем тщанием. Минут пять и так и сяк вертел, а потом говорит, словно бы извиняясь: