Диана Машкова - Парижский шлейф
– Нет, – едва прошептала Настя.
– Да, – уверенно возразил Николай. – Иначе ты не была бы такой прилежной ученицей. Ученицей страсти.
Он сделал паузу и снова указал глазами вниз.
– Я жду.
– Н-нет, – Настя сама не заметила, как возбуждение обернулось дрожью во всем теле.
– Послушай, я уже не шучу! – Николай схватил ее за волосы, намотав их на кулак, и притянул к себе. – Ты же сама этого хочешь. Я вижу…
Настя взвизгнула от легкой боли, которая пробежала по телу сладостной волной от корней волос до пальцев ног, и разжала губы. В тот же миг ее длинные волосы свободно рассыпались по плечам, лицу и белым брюкам Николая.
Пятнадцать минут спустя они уже выезжали на шоссе. Он, спокойный и невозмутимый, как будто ничего не произошло, она – взъяренная в своем бессилии, как львица. Вот это уже было сверх всякой меры! Он дал себя удовлетворить, пролежал десять минут – безвольный – в ее объятиях, а потом встал и, не глядя на Настю, торопливо покидал вещи в багажник, заявив, что нужно срочно ехать. Закатить истерику хотелось невероятно, и у Насти едва хватило сил, чтобы сдержаться. Но она не могла его потерять, а значит, лучше собраться с силами, побороть обиду и перетерпеть. Постоянные перепады от возбуждения к обиде, от надежды к злости, от нежности к раздражению совершенно ее измотали. Настя, опустив спинку кресла, притворилась спящей, а вскоре и в самом деле уснула.
Глава 2
Разбудил ее грохот разъезжающихся ворот. Она открыла глаза и огляделась: высоченная черная стена медленно расползалась в стороны, образуя зеленеющий проем. Взгляду постепенно открылся узкий кусок бетонной дороги, поле газонной травы, тонкие, едва прижившиеся, деревца и невероятный по смешению стилей громадный дом. Основная его часть состояла из трех этажей, а по обеим сторонам постройки возвышались квадратные башни. Заканчивались они острыми конусами зеленых крыш, в кирпичных телах красовались убогие карикатуры стрельчатых окон. Фасад здания украшало огромное крыльцо, поддерживаемое четырьмя колоннами серого мрамора, из него же была вырублена лестница. Крыша из серой черепицы пожирала солнечные лучи с такой голодной яростью, что Настя, глядя на нее, поежилась.
Она еще раз окинула дом беглым взглядом и с удивлением подумала, что если не смотреть на него по частям и не разбивать на отдельные кусочки, общее впечатление получается приятным. В нем была необъяснимая устойчивость, сила. Всепоглощающая воля к жизни. Настя хотела даже вслух сказать, что дом ей понравился, но обида, которая засела в сердце как клещ – ничем не выманишь, – остановила. Лучше всего дождаться, когда Николай сам загладит вину.
Ворота образовали необходимой ширины проем, и «Рено» беззвучно проехал по бетонной дороге почти до самого крыльца. Николай открыл дверь и вышел, Настя молча последовала за ним. Она никак не могла отделаться от тяжести на душе, все думала, ждала, когда же любимый обнимет ее, прижмет к себе, попросит прощения. А Николай, казалось, не замечал ее состояния и вел себя так, будто Насти вообще не существовало.
Он застыл перед домом, осмотрел его внимательно от крыши до крыльца, а потом повернулся к Насте и взял ее за руку. Поднял на нее глаза: в них было столько печали, столько раскаяния и вины, что сердце девушки непроизвольно сжалось от внезапно нахлынувшей жалости. Она уже готова была сама его утешать, говорить, что все наладится и страшного ничего нет. Но даже рот открыть не успела: Николай горько улыбнулся и повел ее к дверям – вверх по пологой, но ужасно скользкой лестнице. Краем глаза Настя успела заметить, как за руль их машины сел человек в форменной одежде и «Рено» плавно поплыл по бетонной полынье сквозь зеленую гладь.
Спрашивать Настя ни о чем не стала – откуда и зачем такой размах, сколько в доме прислуги, – внезапная молчаливость и печаль Николая совершенно сбили ее с толку. Кажется, даже не осталось сил и вдохновения на злость. Все внутри сникло, оцепенело.
Тяжелые двери отворились сами собой прямо перед их носом, и навстречу выступил невысокий подтянутый мужчина лет шестидесяти все в той же зеленой форме. Он учтиво поклонился, нарисовал на лице широкую, почти подобострастную улыбку и открыл было рот, чтобы что-то сказать, однако Николай нервно дернулся и жестом остановил его.
– Это Сергей, – кинул он Насте через плечо. – Мой управляющий. Проходи.
Он подтолкнул девушку вперед.
– Куда? – Настя обернулась. Дребезжащие, испуганные нотки в интонациях Николая вызвали у нее страх и отвращение. Она никогда не слышала его таким.
– Наверх, – Николай кивнул в сторону огромной лестницы из тяжелого, покрытого темным лаком дерева. На изгибе ее устроилась небольшая площадка, ровная и гладкая, как крохотный подиум.
Впервые за весь год, что они были вместе, Насте вдруг стало рядом с Николаем по-настоящему страшно. И в этом страхе не было привычной примеси возбуждения: холодность и тоска в любимом человеке давили, словно многотонный пресс. Некуда было деться, невозможно развернуться и уйти: дом в лесу – живое хищное существо – уже поймал ее и запер внутри себя. Настя едва нашла в себе силы, чтобы унять дрожь, противно расползавшуюся по всему телу, и оглядеться.
На первом этаже расположился огромный холл. И пол, выложенный темной крупной плиткой, и белые стены, увешанные полотнами в тяжелых резных рамах, излучали холод. В искривленном свете, пробивавшемся сквозь причудливый рисунок оконных мозаик, Насте удалось разглядеть картины в стиле Тулуз-Лотрека: там и тут обнаженные женские ножки, взмывающие вверх из-под красно-черных юбок, мужские фигуры в надвинутых на глаза цилиндрах, ярость и распутство вечерних улиц Парижа. Ломаные линии, грязно-мутные краски. Мрачное великолепие пустого пространства становилось только еще более зловещим от этих жутковатых картин. Настя просто не узнавала Николая в помпезной и бессмысленной роскоши дома: ее любимый вдруг предстал перед ней совершенно в другом свете. Такой интерьер мог сотворить только человек хищный, необъяснимый. Иначе откуда столько мрака, нет, даже агрессии. Или дом не его? Ведь все, что он сделал в их квартире, было трогательным и светлым. Милые аксессуары, приятные глазу и сердцу детали.
Николай осторожно подтолкнул Настю к лестнице, заставляя идти наверх. Она бездумно поднялась на несколько ступенек и встала, не зная, куда ей дальше.
– Иди-иди, – нетерпеливо и раздраженно выкрикнул он, – я скажу, когда остановиться.
Настя резко обернулась – хотела было ответить, что не позволит говорить с ней таким тоном, не намерена терпеть дольше этого хамства, – и тут столкнулась взглядом с управляющим, который спокойно стоял, прислонившись спиной к двери. Человек ухмылялся и откровенно пялился на нее, прощупывая взглядом с головы до ног. Настя чуть не задохнулась от злости: как Николай мог такое допустить? Почему не отсылает этого Сергея прочь, не одергивает его? Она отвернулась и побежала вверх по лестнице, решив, что выскажет ему все, как только они останутся наедине.
