Сандра Браун - Нечаянная радость
— Не повезло. Это лишний раз говорит в пользу моих аргументов относительно контрацептивов. Если вам угодно гулять направо и налево, то следует придерживаться некоторых правил контроля за рождаемостью.
Лицо Риа побелело от бешенства.
— Я не гуляю направо и налево!
— В самом деле? Ну, мой опыт говорит об обратном. Что вас заставило вытаскивать на свет мое имя? Последняя соломинка? Или таким образом вы хотите заполучить отчество для ребенка?
— Вы подонок.
— А чего еще вы от меня ожидали? Рассыпаться перед вами в благодарности за то, что носите моего ребенка?
— Ты выслушаешь меня или нет?
— Нет. — Маккензи указал пальцем на живот Риа и зло крикнул: — Дядюшка Сэм будет папочкой для твоего ребенка — вот все, что я знаю!
Риа подхватила сумочку под мышку и с королевским спокойствием поднялась с кресла. Она повернулась и направилась к двери. Уже держась за дверную ручку, она еще раз обернулась к Маккензи:
— Лучше бы это был дядюшка Сэм или кто угодно другой, но только не ты.
— Можно? — вежливо спросил Маккензи. Если бы у него была шляпа, можно не сомневаться, что сейчас Тейлор держал бы ее в руках.
— Нет.
— Прошу вас.
— Что вам нужно?
— Мне нужно поговорить с вами.
— Чтобы наговорить еще больше гадостей? Нет уж, спасибо, мистер Маккензи.
Риа собралась закрыть дверь. Протянув руку, Маккензи придержал ее.
Риа пристально посмотрела на Тейлора и несколько смягчилась. Судя по его внешности, у Маккензи выдался нелегкий денек: темные волосы всклокочены, узел галстука ослаблен, верхняя пуговица рубашки расстегнута. Пиджак он держал за петельку, перекинув через плечо. Выглядел Тейлор изможденным, обеспокоенным и уставшим. Для человека, прошедшего, не поморщившись, жестокую лихорадку предвыборной гонки, такой вид свидетельствовал о явных моральных страданиях.
«Совсем дрянь дело», — подумала Риа, но решила не поддаваться жалости и ограничилась лишь заявлением:
— Уходите и оставьте меня в покое. Забудьте обо всем, что я вам сказала сегодня утром.
— Не могу.
— Мне не следовало говорить.
— Разумеется, следовало.
В досаде Риа переминалась с ноги на ногу, все еще преграждая Маккензи путь.
— Стоит ли напоминать вам, мистер Маккензи, что вы не слишком любезно восприняли известие? Вы были грубы и жестоки.
— Это одна из причин, по которым я здесь: извиниться за свою бестактность. Позвольте мне объясниться.
— Зачем? — осторожно спросила Риа.
— Моя первая реакция была по-детски раздраженной.
Ярко-голубые глаза Тейлора прекрасно оттенялись темными волосами и загорелой кожей. Избегая их убедительного взгляда, Риа опустила глаза на жилет Маккензи, что только вызвало новый прилив воспоминаний. Возможно ли теперь представить, что она действительно в невероятной спешке стремилась как можно скорее расстегнуть этот жилет, чтобы прикоснуться к телу Тейлора? Что пальцы ее дрожали тогда от нетерпения почувствовать его тело? Сейчас Риа и подумать не могла о том, чтобы дотронуться до Тейлора. Решив, что в ответ на извинения Маккензи она тоже должна вести себя повежливее, Риа смягчила тон до примирительного:
— Кажется, мое сообщение по-настоящему вас шокировало?
— И потому не позволишь ли ты мне войти, Риа?
Может быть, оттого, что Тейлор перешел на ты — Риа и сама впоследствии не могла объяснить причину, — но она отступила, пропуская Маккензи в дом. Он вошел, и она затворила за ним дверь, оставшись с Тейлором с глазу на глаз.
Комната выглядела совсем по-другому: сейчас она была наполнена золотым послеполуденным солнечным светом, а не отблесками огня в камине, уже вычищенном и заставленном филодендроном с листьями, такими же большими и гладкими, как коврики, постеленные перед бронзовым экраном. Место рождественской елки теперь занимал бочонок с развесистым фикусом.
— У тебя полно зелени, — заметил Маккензи. Риа наклонила голову в знак того, что комплимент принимается, и указала Тейлору на стул. Сама она села в плетеное кресло-качалку. Оба избегали смотреть на кушетку, словно ее и не было в комнате, которая, хотя и изменилась, но сохранила атмосферу, наполненную живыми и тревожащими воспоминаниями о снежной ночи.
— Хочешь чего-нибудь выпить?
— Нет, если это все, что у тебя есть. — Тейлор кивнул на стакан, стоявший на столике рядом с креслом Риа. — Что это, кстати?
— Алка-зельцер.
— Ты больна?
— Каждый день у меня после обеда расстройство желудка.
— Понятно.
— Могу достать тебе что-нибудь прохладительное, — предложила Риа. — Или покрепче.
— Нет, спасибо.
Часы на стене тикали, казалось, слишком громко. Кресло-качалка слабо поскрипывало при каждом движении молодой женщины. Всякий раз, встречаясь взглядами, Риа и Тейлор виновато отводили глаза, точно дети, которых вчера поймали за игрой в доктора.
Риа досадовала на то, что успела сменить свой модельный костюм на старенькие джинсы и футболку. И ей хотелось бы иметь на себе бюстгальтер и туфли. Риа понимала, что должна держаться строго и твердо с этим человеком, а босые ноги являлись для этого не самым надежным фундаментом. Волосы Риа были непричесаны: распустив короткий хвостик, она лишь встряхнула ими, и сейчас они в беспорядке рассыпались по плечам.
Риа знала также, что на лице ее оставались неопровержимые свидетельства напряжения прошедших суток. В последнее время она вообще мало ела, щеки ее впали, никакая пудра не в состоянии была скрыть фиолетовые полукружия под глазами. Она не спала всю предыдущую ночь, решая свою дилемму и составляя план предстоящего утром объяснения с членом городского совета Маккензи.
В конце концов Риа решила рассказать обо всем прямо и честно. И вот чем эта честность обернулась: раздражение, подозрения и презрение со стороны Тейлора.
— Ты давно здесь живешь?
— Скоро будет три года, — приподняла голову Риа, отвечая на ничего не значащий вопрос Маккензи. — С того самого времени, как начала работать в «Бишоп и Харвей».
— Приятный домик.
— Спасибо.
— Очень уютный.
— Гм-м-м.
— Ты сама его обставляла?
— Да.
— И район хороший.
— Власти города постоянно заботятся об уборке мусора и ремонте улиц, — вяло улыбнулась Риа.
— Ну что ж, приятно слышать. — Улыбка Тейлора была не менее вялой. — На улице сегодня почти весна.
— Да, я уже видела несколько распустившихся нарциссов.
Сидя на краешке стула, Тейлор широко раздвинул колени и уставился в паркетный пол у себя под ногами. Пальцы его нервно двигались. Маккензи натянуто кашлянул.
— Когда т-ты… кхе-кхе… когда ты у-узнала о… кхе-кхе… о ре-ребенке?