(не) Моя доярушка - Анастасия Боровик
— Да, я понимаю, это возмутительно, — говорю я. — А тебе Алина только поэтому не нравится?
— Нет, конечно. Она еще к Марко пристает, а вдруг он решит быть с ней? И что, ее в семью придется впускать? Нет уж, спасибо! В нашей семье тощих не будет, — отвечает Белла, и я смеюсь. Она сама на вид худенькая, если не считать внушительной груди и бедер. Но всё равно стройная. Мне бы вот похудеть, надо бы сесть на диету, гречка и вода — мои друзья. Вот только пельменей налеплю и сразу возьму себя в форму.
— Спасибо, ребята, было весело, — говорю я, а сама на Марко смотрю с разбитой бровью. Вот зря так сказала, ему-то явно было не очень весело. Он медленно выходит вперед и протягивает мне банку. Мне уже жалко ее брать.
— Может, оставишь себе? — предлагаю я.
— Нет, она твоя.
Его голос прозвучал так строго и с такой болью, что у меня сжалось сердце. Может, ему снова устроить встречу с банкой?
— Хочешь, завтра утром еще молока дам?
— Да, хорошо, утром зайду, — сказал он и слабо улыбнулся. Затем ушел.
Алинка последовала за ним, даже не попрощавшись. Белла подбежала ко мне и крепко обняла.
— Какая ты хорошенькая, мягонькая, — сказала она. Хотя это был не самый лучший комплимент, но, похоже, я ей действительно нравлюсь.
— Завтра жди. Приду, помогу тебе. Грядки прополем, кур зарежем, молока попьем, — сказал изрядно выпивший Толик и попытался обнять меня. Но Сережа оттащил его и, махнув мне рукой, увёл всех остальных.
Белла взяла Толика под руку, и они весело пошли, распевая песни. Сережа следовал за ними, словно верный страж. Интересно, понимает ли Белла, что Сережа к ней неравнодушен?
Свет в окнах горел, дед ждал меня, хотя обычно в это время уже спал. Я зашла в дом. На кухне был запах жаренной картошки на сале.
— Ты чего ночью картошку жаришь? — спросила я.
— Пожрать захотелось, — говорит мой дед Василий и достает еще одну табуретку из-под стола: — Садись, расскажи, как на гульки сходила.
— Нормально, Витя следил за порядком.
— Понятно. В наше время в клубе народу было — не протолкнешься. Мы у клуба соберемся, жахнем стопарик и на танцы, потом взбучку устроим, кому-нибудь морду разобью, и снова пляшем с девками.
— Дрались? Пили? А по-другому нельзя?
— Как это? Не пить? Так зачем вообще жить? Ты мне покажи, кто в деревне не пьет? Ненормальный, наверное. А кулаками помахать — святое дело. Вот Митяй довыёживался, так я ему так в глаз врезал, что он месяц ходил с синяком.
— А ты? — спрашиваю я.
— У меня нос кривой с тех пор, — засмеялся дед. — А как городские?
— Хорошие ребята, добрые. Завтра один помогать придёт.
— О, женишок нарисовался, проверим, как удар держать будет, — говорит мой дед, и картошка падает из его наполовину беззубого рта.
— Дед, глупости говоришь, никакой он не жених.
— Садись картошку есть. Не стесняйся.
Смотрю, дед достает молоко, наливает в кружку, а потом из банки соленый огурец достает и заедает.
— Дед, а ничего, что живот заболеть может?
— У кого? У меня! Ну ты, Машка, как скажешь что-то, хоть стой, хоть падай.
Смотрю, бутылку достает и стопочку наливает, выпивает.
— Дед, да что ж ты делаешь? — возмущаюсь я.
— А это, Машка, я себя обеззараживаю, лучшее средство от поноса, от головной боли и всех других болячек.
Смеюсь, да уж, горбатого могила исправит. Поела картошки с молоком и огурцами, ложилась в кровать уже с мыслями о завтрашнем дне. Нужно найти купальник и футболку, чтобы не выставлять напоказ свои формы во время плавания. Всё-таки зря я картошки на ночь нажралась, и так скоро нашу корову Буренку по весу догоню. Всё, завтра только огурцы. Соленые.
Глава 6
Встала рано утром, еще петухи не пропели, надела старое платье, повязала косынку и вышла на улицу. Свежесть, пение птиц, солнечные лучи, играющие на траве, — всё это создавало ощущение гармонии и покоя. Зашла в курятник и взяла пару яиц, приготовила яичницу с салом для себя и деда и пошла собираться полоть грядки.
Иногда поглядывала на калитку. Толик обещал прийти, но, вероятно, проспал. В такую рань не каждый легко встаёт, тем более городские. Смеюсь про себя, пока не слышу скрип калитки. Неужели пришёл?
Смотрю внимательно, сначала появляется кудрявая темная голова, а потом уже и знакомый парень в ярко-оранжевой футболке и зеленых шортах. А что это у него в руках? Да ладно, серьезно? Банка! Смеюсь, прикрывая рот ладошкой.
— Привет, — говорит Марко и протягивает мне банку. — Я тут из-под огурцов помыл.
— Спасибо. Только из-за этого пришел? Мог бы и потом.
— Так вроде вчера сказала, что за молоком могу прийти, — говорит он и снова глазки опускает вниз. Никак не пойму, что случилось с ним после того, как из клуба вышли. Ему как будто стыдно.
— Машка, что это за морковище к нам занесло? — слышу хрипящий голос деда.
— О, Марио, заморыш наш. Итальянский МАНДАрина! Ты что ль, женишок наш? — весело смеется над своей шуткой дед, отчего его усы поднимаются вверх.
— Здравствуйте, я Марко, а не Марио. Как ваши дела?
— Дела идут, контора пишет. Маш, а ты с банкой чего стоишь? — спрашивает дед.
— Марко принес, — отвечаю я.
— Помыл, — сообщает парень. Дед улыбается: — Так иди к нам в дом, там еще много немытой посуды.
Смотрю на деда строго, а ему хоть бы хны. Сейчас Марко обидится, и я волнуюсь, но, когда поворачиваю голову, вижу, что он стоит и уголки его губ поднимаются. Вчера я не обратила на него внимания, но сейчас, когда солнце освещает его лицо, я вижу, что он очень симпатичный. У него красивая улыбка. Кудри его уложены так аккуратно, не каждая девушка так сможет уложить, а у него это, видимо, от природы. Глаза карие, как шоколадка, глубоко посажены. Жилистый, высокий, но не худой, как Толик. Вспоминаю и решаюсь спросить:
— А Толик чего не пришел? Он не захворал?
— Ему немного нездоровится, как очнется, обязательно придет, — отвечает Марко.
— Ох ты ж, может, ему рассольчику моего дать?
— Да уже дали, лечится, — машет рукой Кудряшка.
— Ну хорошо, я тогда пойду дела делать, — говорю
