Татьяна Дубровина - Все или ничего
Владимир отстранился:
— Благодарю, Зинаида Леонидовна. Нет аппетита. На сегодня можете быть свободны.
— Так ни-и-зя! — Она, кажется, твердо решила не отставать до тех пор, пока хозяин по достоинству не оценит ее новый наряд. — Может, приготовить бифштексы по-шведски, со свеклой? Вы столько трудитесь, вам надо кушать. И Петеньке тоже необходимо качественное питание. Мальчик растет.
«О Господи, — поморщился Владимир. — Жаль, что она не немая. Кулинарка Зинаида отличная, но как же утомляет иногда!»
— Хорошо, по-шведски, — коротко распорядился он и добавил, без особого, впрочем, энтузиазма:
— Вы прекрасно выглядите, Зина. Наряд, наверное, французский?
— Что вы, что вы! — жеманно завозражала она. — Это так, пустяки, скромненькое домашнее платьице…
И удалилась, покачивая мощными формами, облепленными «платьицем» размерчика эдак пятьдесят шестого. Была уверена, что хозяин провожает ее восхищенным взглядом.
Зинаиде Леонидовне было тридцать восемь лет, и ей крупно повезло: она устроилась работать в дом богатого вдовца, самостоятельно воспитывающего сына-подростка.
Следующим этапом ее достижений должен был, естественно, стать брачный союз с хозяином. В успехе Зинаида ничуть не сомневалась. Не сможет, никак не сможет Львов устоять против ее прелестей!
Надо сказать, что была она по-своему красивой. Высокая и статная, несмотря на массивность и тяжелую походку, Зинаида Леонидовна напоминала женщин, воспетых Некрасовым. Такая действительно и коня на скаку остановит, и в горящую избу войдет. Запросто.
Ей бы заплести густые русые волосы в косу, да уложить их венцом вокруг головы — княгиня была бы, да и только! Кинорежиссеры соперничали бы за право снимать ее в ролях каких-нибудь сказочных Василис.
Но у Зинаиды было иное представление о собственной персоне, а соответственно — и иной образец для подражания. Она считала, что как две капли воды похожа на знаменитую манекенщицу Клаудиу Шиффер.
На столе в комнате, отведенной домработнице в восьмикомнатных апартаментах Львовых, стояла цветная фотография в золоченой рамочке: ослепительная Клаудиа на подиуме в более чем открытом купальном костюме.
Однажды Петька, сын Львова, обратил внимание на это изображение и восхищенно присвистнул:
— Клевая чувиха!
— Это я в юности, — без зазрения совести соврала Зинаида. И тут же сама испугалась, язык прикусила: что это она такое ляпнула!
Однако во лжи уличать ее никто не стал.
Петя при этом заявлении чуть не подавился, однако взял себя в руки и мастерски скрыл спазмы смеха.
— А вы с тех пор совсем не изменились, — сказал он.
На следующий день в дом наведалась целая делегация его школьных приятелей поглядеть на «мухинскую колхозницу», возомнившую себя топ-моделью, и, естественно, позабавиться от души.
Один мальчик принес вырезку из «Космополитена», где Шиффер демонстрировала вечернее платье, и сравнил ее с фотографией в рамочке:
— Зинаида Леонидовна, посмотрите! Эта мымра похожа на вас, только в подметки вам не годится.
На что домработница застенчиво возразила:
— Да нет, она тоже ничего.
К счастью, Зинаида была напрочь лишена как чувства юмора, так и самокритичности, и все комплименты малолетних «поклонников» воспринимала всерьез.
Надо отдать ей должное, лицом она действительно напоминала Клаудиу: такие же приметно выступающие скулы, такие же чуть раскосые глаза, курносый нос.
Этим, однако, сходство и исчерпывалось. Но Зинаида Леонидовна не унывала: она неутомимо «подгоняла себя» под Шиффер. Туалеты выбирала как можно более открытые и узкие, волосы носила распущенными, пышно взбитыми и до жесткости залепленными дорогим лаком.
Естественно, чем больше она старалась, тем сильнее был комический эффект.
Петя, бывало, закроет ладонями лицо, покрытое юношескими прыщами, и стонет:
— О эти ноги! Зинаида Леонидовна, вам противопоказано носить мини-юбки!
— Почему? — обеспокоенно спрашивала она. — Думаешь, не по возрасту?
— Как вы можете! — пылко восклицал безжалостный тринадцатилетний шалопай. — Просто у меня пара в четверти выйдет по физике… Ни одной задачки решить не могу… Все время думаю о ваших коленках…
Зинаида смущалась:
— Ты уж и скажешь… Рано тебе еще о таком… Шалун!
Но сама млела от удовольствия, хотя, конечно, не Петька, а его отец был объектом ее мечтаний.
Владимир же… Он привык к комфорту, и живописная домработница (Зина, правда, предпочитала называть себя экономкой) составляла для него как бы часть продуманной до мелочей домашней роскоши. С возложенными на нее обязанностями русская Клаудиа действительно справлялась безупречно. А если излишне надоедала иногда, требуя внимания к своей персоне, — то это были, так сказать, издержки производства…
Владимир Павлович ни разу не повысил на нее голос, был всегда доброжелателен, зарплату отваливал завидную. А к праздникам преподносил Зине подарки — что, несомненно, было ошибкой, так как подогревало ее надежды.
Однако винить его не за что: Львов не догадывался о честолюбивых притязаниях экономки! Владимир привык, что все окружающие неизменно рады услужить ему, и он принимал любую заботу как должное.
Такой же обыденностью стали для него и неизменно восхищенные женские взгляды, сопровождавшие его повсюду…
Но сегодня Зинаида особенно раздражала его.
Казалось, она еще увеличилась в размерах: куда ни глянь, повсюду на нее наткнешься. А ему хотелось сосредоточиться совсем на другом. Вернее, на другой.
Девушка, которую сбил его золотистый «Сааб-9000», не выходила у него из головы.
Хотя милиция сразу же доподлинно установила, что виновницей столкновения была именно она — ее «хонда» выскочила на перекресток на красный свет, — Львов чувствовал себя настоящим злодеем. Может быть, оттого, что его личные потери сводились к вмятине на капоте автомобиля, которую тут же ликвидировали в автосервисе за щедрое вознаграждение. Так что сам он отделался легким испугом, тогда как она…
Первое, что он сделал после аварии, это написал в ГАИ заявление, что претензий к нарушительнице не имеет, и даже оплатил все возможные причитающиеся с нее штрафы и неустойки, добавив к ним существенные суммы гаишникам на карман.
Но к чему себя обманывать? Угрызения совести мучили его прежде всего по той причине, что пострадавшая была так невероятно красива…
Какая жестокая несправедливость, что именно самое совершенное существо получило столь страшные увечья!