Заложник зла - Рэйвен Дарк
Отсюда я не могу видеть, что снаружи, чтобы различить какие-либо ориентиры. Через окно вдоль стены, где стоит музыкальный автомат, все, что я вижу, это часть парковки, проселочную дорогу, а за ней — отдаленные скальные образования, которые похожи на все другие образования, которые я видела вокруг Вегаса.
Это кафе, наверное, единственное заведение здесь на многие мили вокруг. Даже если я смогу убежать, если только я не найду автобусную остановку или телефон, я смогу пройти много миль в любом направлении и никогда не найти помощи. Я могу умереть здесь. Это место выглядит так, как будто оно было закрыто в течение некоторого времени. Я даже не знаю, есть ли здесь еда или вода.
Моя беспомощность нарастает, и я подавляю ее. Я не могу так думать. Сначала о главном.
У меня есть прекрасный предлог, чтобы он снял с меня наручники. Во рту у меня пересохло, как в пустыне. Вопрос в том, будет ли ему не все равно?
Я издаю приглушенный звук, пытаясь привлечь внимание парня.
Он на мгновение перестает насвистывать, но потом начинает снова. Он достает из кармана телефон. Через несколько секунд до моих ушей доносится странная серия звуков и шлепков.
Звуки доносятся с его телефона. Я закатываю глаза и откидываю голову назад. Я знаю эти звуки. Они из тех, что издают видеоигры. Мальчики Портера играли в такие игры на своих компьютерах, что было одной из немногих вещей, которые мои предыдущие работодатели позволяли своим детям делать онлайн.
Я снова издаю звук сквозь кляп, более отчаянный.
Теперь он напевает, но останавливается. Раздается звук, когда он кладет трубку на островок. Он спрыгивает вниз, глядя на меня с подозрением. Я дергаю головой.
Он вздыхает и подходит, присаживаясь на корточки передо мной. Он снимает тряпку с моей головы и вытаскивает кляп. Я двигаю челюстью, набирая влагу в рот.
— Во… — я прочищаю горло, не притворяясь, что мой голос хрипит в пересохшем горле, — вода.
— Жажда будет наименьшей из твоих забот через несколько минут. Просто сиди тихо, — он начинает вставлять кляп на место.
— Подожди. Ты можешь… пожалуйста, убрать это? — я притворяюсь запыхавшейся, взволнованной, — трудно дышать с тряпкой во рту. Я не буду кричать. Я обещаю.
Если я собираюсь убедить этого парня снять с меня наручники, мне нужно заставить его заговорить, ослабить его бдительность, а я не могу этого сделать, пока у меня во рту кляп.
Он наблюдает за мной расчетливым взглядом. Затем он пожимает плечами, очевидно решив, что мертвый пленник не принесет пользы Ублюдкам. — Неважно. Просто держи рот на замке.
— Спасибо.
Он игнорирует мои слова и идет обратно на другой конец островка.
Несколько раз я пытаюсь уговорить его разрешить мне воспользоваться туалетом, но он отказывается. Мне не нужно идти; он либо понимает, что это уловка, чтобы заставить его снять с меня наручники, либо ему все равно. Я пытаюсь попросить поесть, но он игнорирует меня. Он кладет телефон в карман и подходит к окну, выглядывая наружу, явно на взводе. Тот, кого он ожидает, должно быть, опаздывает.
Парень неторопливо подходит к музыкальному автомату. Все еще насвистывая, он роется в карманах. Раздается звон падающих монет. Он нажимает несколько кнопок.
Играет песня, глубокий, страстный мужской голос напевает по комнате.
— Ты у меня под кожей…
Песня смутно знакомая, но, хоть убей, я не могу вспомнить, где слышала ее раньше. Я могу сказать, что он тоже очень старый. Похититель танцует вокруг, подпевая.
Что случилось с этим миром? Учитывая ситуацию, слышать такую медленную, чувственную балладу кажется ужасно неуместным и жутким. Этот парень заковал меня в наручники и держит в плену, а сам танцует вокруг, как будто он на каком-то празднике. Что с этим мужчиной?
— Ты у меня под кожей… — этот невероятно глубокий, медовый голос продолжается. Я бы с удовольствием послушала его голос, если бы человек, танцующий под него, не пугал меня так сильно. И если бы почти сформировавшееся воспоминание о том, что я слышала это раньше, не выбило меня из колеи.
— Ты у меня под кожей… — песня запинается, и музыкальный автомат садится, как садящаяся батарейка. Парень ругается на него и пинает несколько раз, но песня прекращается, и он просто умирает.
— Чертова штука съела мои деньги, — выплевывает он, возвращаясь на островок и глядя на меня так, как будто я несу ответственность за кражу вместо музыкального автомата. — Ты видела это? Этот сукин сын съел мои монеты.
Этот парень не дает мне много возможностей для размышлений. И у меня начинает складываться ощущение, что он слегка не в себе.
Не зная, что сказать или как с ним обращаться, я наблюдаю за ним, храня молчание. Когда он закуривает, я замечаю его татуировки, впервые отчетливо их разглядев. Они покрывают всю длину его рук, исчезая под короткими рукавами его темной футболки. Угрожающая змея движется от одного локтя к его запястью, голова кобры нарисована в замысловатых деталях.
— Тебе нравится то, что ты видишь? — хрипло говорит он, заметив мой взгляд на змее.
— Не совсем. Я не увлекаюсь татуировками.
Это не совсем так. На Спайдере я их обожаю. На всех остальных, включая этого человека, они выглядят грязными и страшными и идут вразрез со всем, во что меня учили верить. Только сейчас я понимаю, что они по-другому влияют на меня, когда я вижу их на Спайдере. На нем они выглядят сексуально и опасно.
При мысли о том, что я их больше никогда не увижу, у меня сжимается грудь. Я отвожу взгляд, злясь на себя. Этот человек пытал меня. Он заставил меня почти влюбиться в него, втянул меня в свой мир, заставил меня захотеть доверять ему. А потом он разрушил все это, заковав меня в цепи и использовав этот нож против меня.
Все для получения информации об этом Адамсоне, человеке, чье имя я никогда раньше даже не слышала. Я действительно начала заботиться о нем. О всех них. Сейчас…
Я бросаю взгляд на
