Твое имя - И Эстер
Автобус приезжает, но эти двое не садятся в него. Когда они идут по улице, главной героине кажется, будто бы в прошлой жизни их грубо разлучили. Впервые в жизни она осознает, что может говорить именно то, что она думает.
В дешевом бистро они вдвоем разделяют большую лепешку, обернутую вокруг пережаренного мясного шницеля. Мужчина ест совершенно обычным способом. Ей это нравится – то, как еда приближается к его рту и быстро исчезает сама собой. Она узнает, что он философ и что его зовут Мун. Он узнает, что в ней нет ничего особенного. Она описывает себя как пустоты, собранные в форму человеческого тела. Перед расставанием они меняются своими телефонами, поэтому все, что им нужно сделать, чтобы связаться друг с другом, – это набрать свой номер по памяти. Их телефоны превратились в переговорные передатчики только для них двоих. Очевидно, что они больше никогда не свяжутся ни с кем другим.
На следующий день главная героиня одним махом прочитывает последнюю книгу Муна и понимает ее полностью, не осознавая, что именно она понимает. Этот опыт наполняет ее мощным светом. Она хочет убить каждую трусливую и целесообразную мысль в своей голове. Она также хочет рискнуть и почувствовать настолько сильное смятение, насколько это возможно. Она быстро понимает, что эти желания – одно и то же. Разумная странность работ философа иногда доводит ее до слез.
– Спасибо, что не пытаешься понравиться мне, – говорит она, встряхивая книгу, как коробку с хлопьями.
Мун пишет и публикует еще одну книгу в течение нескольких недель просто для того, чтобы ей было что почитать. Он оставляет свою жену и детей. Она так восхищается его холодной решительностью, что с нетерпением ждет, когда в будущем ей также придется страдать оттого, что ее бросили. Она готовится к этому. Она тренируется задерживать дыхание под водой до тех пор, пока у нее не начинает болеть все тело.
– Будь со мной в этом мире, – говорит она ему по телефону. Давай представим, что мы персонажи видеоигры, у которых много шансов в жизни, и без страха попадем в какие-нибудь необычные обстоятельства.
Но они не ходят рядом друг с другом. На улице она держится в нескольких метрах позади него, поэтому всегда тоскует по нему. Несмотря на то что они оба понимают, что влюблены, они сближаются постепенно. Они встречаются семнадцать раз, прежде чем по-настоящему соприкасаются друг с другом.
– Вот такая жизнь, – думает она в разгар всего, что с ними происходит. – Я умираю.
Философ не умеет ни петь, ни танцевать. Всякий раз, когда играет музыка, он замирает совершенно неподвижно и закрывает глаза. Так что же делает его таким Мунным[2]? Что делает его таким особенным? Это шея. У Муна – персонажа рассказа и у Муна – реального человека одна и та же шея. К восхищению главной героини, чем дольше она смотрит на шею Муна, тем менее человеческой она ей кажется. Это ваза Рубина: ее нельзя увидеть сразу целиком. Она ускользает от ее взгляда. Но притом эта шея принадлежит небывало сильной личности. Шея объясняет все – и то, как она это делает, можно выразить не словами «потому что», а словами «несмотря на». Ее близость к очаровательным изгибам лица резко подчеркивает ее бессовестно безличную волю, плавность в своей порывистости, индивидуальность робкого психопата.
Я отправила эти зарисовки Мастерсону. Он все так же не отвечал.
Вскоре после этого я открыла для себя «Архимидж». Это веб-сайт, который содержал тысячи рассказов, написанных фанатами, в которых главными героями были знаменитости или вымышленные персонажи. Там также были более мелкие категории, основанные на впечатлениях от прочитанного рассказа. Они были отмечены тегами, отражающими то, что каждый рассказ «заставил тебя сделать или почувствовать». У моих любимых рассказов о Муне почти всегда был тег «заставит закончить дружбу». Честно говоря, большинство историй было невозможно читать. В конце концов, их авторы были не писателями, а фанатами, которые обратились к языку в качестве последнего утешения. Я ощущала, как растет мое разочарование по мере того, как проза становится все более сырой из-за использования автором очередного клише, в надежде, что его странные чувства вспыхнут и оформятся из первичного бульона неудачного рассказа. Но я предпочитала эти рассказы большинству современных романов, в которых абсурдно рьяно отражались благочестивые настроения времени. Несмотря на превосходство этих книг, которое они внушали своим негодованием моралью, с ними было крайне легко соглашаться. Я предпочитала читать фанатов и умерших людей, потому что с ними было трудно соглашаться.
Я не могла перестать думать о двух моих влюбленных персонажах. Поэтому я переписала свои зарисовки в блокнот, который завела специально для них, и продолжила писать рассказ там. Как только я закончила то, что казалось мне главой, я напечатала текст и опубликовала его на «Архимидже» под ником fleurfloor.
Потом я полностью покрасилась в белый цвет. Я хотела выглядеть как вдова, заинтересованная в повторном замужестве.
Последнее музыкальное видео «Банды Парней» набрало невероятное количество просмотров, установив еще один мировой рекорд. На следующий день берлинский фан-клуб праздновал это событие в кафе. Когда я пришла, то остановилась на пороге, почувствовав присутствие таких же, как я. Через раздутое приветствие сквозила некая озабоченность, такая враждебная энергия, которая могла быть вызвана только ненормальной любовью к Муну. Я не знала, как вести себя в месте, заполненном незнакомцами, которые знали, что я люблю то же, что любят они. Это было похоже на поход в сауну, в которой наши идентичные тела были обнаженными, что заставляло нас бесконечно смущаться, но это было абсолютно бессмысленно.
Ко мне подошла молодая девушка:
– Привет, я уже два года как Ливер. В тот день, когда я стала поклонницей, ко мне в квартиру пришли двое крупных мужчин и установили более быстрый интернет. А ты?
– Привет, – ответила я. – Я новичок. В тот день, когда я стала Ливером, парень, сидевший рядом со мной в метро, читал книгу под названием «Как стать генеральным директором». Вот откуда я узнала, что он не генеральный директор. Мне показалось ужасным с первого взгляда понять то, кем человек не был.
Фанаты помнили произвольные подробности из своей жизни, связанные с «Бандой Парней». Так мы отслеживали время.
Девушка, которая была президентом берлинского фан-клуба, спросила, не хочу ли я «внести свой вклад в счастье каждого здесь присутствующего». Моим честным ответом было «нет», но из вежливости я позволила ей отвести меня за складную ширму, где четыре девушки переодевались в эконом-версии костюмов, которые были на парнях в их самом популярном видео. Она сунула мне в руки сверток с одеждой.
– Из тебя получится отличный Мун, – заверила она.
Одевшись, мы впятером вышли из-за ширмы, когда из колонок заиграл хит. Нас встретили восторженные крики. Местная съемочная группа следовала за нами повсюду, как будто мы были антропологическим феноменом. Я проплыла по комнате в розовой накидке из искусственного шелка. Все сфотографировались со мной. Некоторые просили, чтобы я держала их телефон так, чтобы на снимке была видна моя вытянутая рука, в качестве доказательства того, что это фото было сделано лично мной.
– Я люблю тебя, – говорили все.
– Я люблю тебя еще больше, – искренне отвечала я каждому. Я делала это, потому что верила, что Мун сказал бы мне то же самое.
После этого мы разделились на небольшие группы для «сеансов откровений». Я очень удивилась, увидев Лиз, сидящую напротив меня за столом, на ее предплечье черным маркером была нарисована моя имитация подписи Муна. В суматохе час назад я, должно быть, дала ей автограф, не узнав ее.
Я попыталась встретиться с ней взглядом, но она густо покраснела и отвела взгляд.
Инженер, который специализировался на том, чтобы кисти роботов «работали как человеческие», взял разговор под свой полный контроль. Нам невероятно повезло, заявил он, что мы живем в одно время с «Парнями» в этот эпохальный момент истории. Может ли он объединиться с другими фанатами, чтобы сформировать движение, способное соперничать даже с христианством или капитализмом? Могли бы мы взять верх над любым другим движением и тем самым превознести нашу особенность, чтобы стать равноценными самому человечеству? Он признался, что его самым сокровенным желанием было стать премьер-министром страны, которую населяют исключительно фанаты «Парней», и издавать всевозможные указы.
