Русалочьи сказки - Наталья Владимировна Иванова
— Понятно все с тобой. Ладно, дома поговорим, — прошипела Машка и отключилась.
Тут вернулась моя начальница, Елена Сергеевна, и разговор с подругой вылетел у меня из головы. Потому что Елена Сергеевна обладает потрясающим талантом заполнять собой все пространство. Она как Карабас-Барабас, держит в руках всех окружающих, и вовремя дергает за ниточки, чтобы не расслаблялись. Причем всех одновременно.
— А что это у нас тут? Майя Филипна, Лида, работаем, да? Отчет делается, да? Сколько сделали уже, покажите? Ой, хорошенький какой, на папу похож. Или похожа. Погода дрянь. Но обещают премию. А коэффициенты тут какие? А нормативы? А методичку читали? А сводную? Мне не звонили? Как ваша дочка? Звонит, пишет? Надо вас замуж пристроить, вон вы какая худенькая. А вы, Лида, угощайтесь, я сама пекла. И Майе Филипне… а, ну ешьте, ешьте, вам нужнее. Завтра еще принесу, все равно кошки не едят такое, выброшу.
Я вздохнула и уставилась в окно. Шум от сокамерниц становился все неразборчивее, и слился в один сплошной прибой. Пальцы сами себе стучали по клавиатуре, вбивая цифры в таблицы, мозги с благодарностью отключились, психолог ушел на обед, потом сразу — сиеста, и до вечерней маршрутки. А там — Серкан Болат, и спать. Чудненько.
Глава 4 Здравствуйте, я ваша тумба!
Машка тот еще кадр, конечно.
На протяжении всей нашей дружбы она мне причинила больше вреда, чем пользы, действуя, однако из благих побуждений. Сколько кривых коротких уродских челок вышло на моей физиономии из-под ее ножниц! Нормальным людям хватило бы одной, чтобы понять: парикмахерство — не ее талант, и если уж ей так нравится, то пусть тренируется на кошках. Но нет, я с упорством бульдозера раз за разом давала ей шанс. Поэтому на всех школьных фотках я — главный фрик класса. Даже не помню, в какой момент мы оставили в покое мою шевелюру. Кажется, после того, как моей маме надоело наблюдать это постоянное издевательство и она отвела меня в настоящую парикмахерскую, и настоящий парикмахер подстриг меня настолько неудачно, что даже Машка не могла это сильнее испортить. Если помните, была такая стрижка, то ли «Огонек», то ли «Рапсодия», с буклями на ушах и короткой макушкой? Помню, после того, как я с ней заявилась в школу, даже мальчишки перестали ржать надо мной, а начали жалеть вроде как-то. По крайней мере, толстый Трубников тут же угостил бутербродом с колбасой.
Понятное дело, что я лишена была всяческих ухаживаний со стороны любых полов. Никто во мне не видел объект для возможной дружбы, а уж чего хуже и любви, до самого института. Где мы с Машкой благополучно перестали пересекаться так часто, обеих увлекла новая атмосфера, новые знакомства, и моя голова обрела свободу обрастать как ей хочется.
Если вы думаете, что мои неприятности от Машки ограничивались только уродской челкой, то нет. Трудно перечислить все случаи ее «помощи», обернувшиеся катастрофой в итоге. Помню, было у меня изумительное платье, нежно-голубого цвета, я уже и не могу сказать, откуда. Вроде бы, бабушка шила сама. Как я его любила! У него была летучая юбка солнце-клеш, рукава-крылышки и очень удачный лиф, подчеркивающий, а скорее даже и создающий видимость женственности. И как-то так получилось, что я умудрилась ляпнуть на него чем-то жирным, и появилось пятно. Надо было подойти с этим пятном к маме, и она наверняка знала, как от него избавиться, в крайнем случае сдала бы в химчистку. Но, на беду, я поделилась проблемой с Машкой, и она, недолго думая, с криком «фигня вопрос» щедро плеснула на платье «Белизны». На месте пятна появился остров. Машка ужаснулась, ахнула, и видя мои вылезшие из орбит глаза, выставила перед собой руку: не сцать, щас сделаем по красоте. И мощно замочила платье в «Белизне» полностью. На этом его короткая и красивая жизнь закончилась. После трех дней рыданий я смирилась с потерей и иногда надевала его дома, грустно глядя в зеркало и прикидывая, куда в нем можно было бы сходить. Вариантов кроме попрошайничать у церкви, не было.
Нет, по отдельности мы с Машкой были, наверное, адекватными девочками. Трудно сказать, почему именно вместе мы производили такой разрушительный для моей жизни эффект. Возможно, Машка была моей кармой, и в прошлой жизни я оторвала крылышки у бабочки, и Господь превратил ее в Машку, чтобы она основательно отомстила мне в этой.
В любом случае, с возрастом вреда от нее становилось все меньше, а дружба никуда не девалась, даже крепла по мере понимания, что роднее и ближе подруг и дочери у меня никого нет.
Но как бы там ни было, а если Машка решила мне в чем-то помочь, следовало заранее вызвать МЧС. Написать завещание, раздать долги и на всякий случай помыться.
А главное, не было никаких шансов уговорить ее ничем мне не помогать. Просто присутствовать в моей жизни, как солнце, греть, светить и периодически улетать в теплые страны.
На этой тоскливой ноте я завершила трудовой день, попрощалась с начальницей и Лидой и поплелась на остановку.
Вечерний сеанс с психологом провалился, потому что сидячих мест не было, и мне оставалось только в облипку с дурно пахнущим мужиком всю дорогу ненавидеть этих сидящих счастливчиков и счастливиц, делающих вид, что спят. Но, конечно, никто из них не спал, а наверняка радовался, видя мои страдания. В отместку я двинула ближайшей тетке сумкой по тюрбану. Мужик, ставший мне почти родным, понимающе улыбнулся. Была бы возможность — пожал бы руку. Мне пришло в голову, что я так давно уже не была так близко с мужчиной, хоть и таким неказистым и вонючим (а значит, за ним некому ухаживать!), что оставалось только познакомиться и дать свой номер телефона, а там встречаться уже сразу у ЗАГСА. Мы ведь уже притерлись. Но тут он улыбнулся, ну или оскалился, я увидела, сколько работы для стоматолога в его крайне бедном на зубы ротовом отверстии, и поняла, что мы это не потянем. Пахнуло луком и квашеной капустой. Ну хоть не перегаром.
Я развернулась и стала ледоколом.
«Тупик Школьный» — высморкался динамик, и я выпала из маршрутки, судорожно сжимая пуговицы пальто.
Путь лежал через тесный двор соседнего дома, дальше скверик, мусорка и вот моя деревня, вот моя дом родной.
Главный сюрприз дня поджидал меня у мусорки. Чудная советская тумбочка, массивная, глянцевая, стояла прямо на проходе, будто
