Конфетка для отпрыска - АрмИя Бога
Отец никогда не любил маму. Она же, наоборот, считала его единственным мужчиной в ее жизни. Да почему считала, ведь так оно и было. Прощала этому козлу все: пьянки, измены, моральные издевательства, а иногда и физическое насилие. Когда я слышал из-за закрытых дверей своей комнаты их ссоры и драки, то мечтал только об одном — чтобы мой папаша поскорее бы подох, а мы с мамой зажили бы уже спокойно.
Но моим мечтам не суждено было сбыться. В тот день отец был особенно пьян и зол. Вернулся от очередной шалавы, полностью провонявший ее духами. Помню как плакала мама. В тот вечер особенно сильно, но зайти в их комнату не мог, не имел права. Отец запрещал мне это делать. Он как всегда орал на нее, унижал, а потом видимо уснул. Но мама еще долго не могла успокоится. Я слушал ее всхлипы, пока они не притихли.
Тогда я подумал, что наконец она заснула. Но оказалось все намного страшнее. Проснувшись, папаша обнаружил ее висящей на его ремне, которым, по всей видимости, перед тем как вырубиться, он ее душил. А мама просто закончила начатое сама.
Благодаря своим связям, дело особо не афишировали. Отец уже тогда имел некоторое влияние в определенных кругах. Поэтому маму выставили сумасшедшей, задним числом оформив ей справку от психиатра.
Мне тогда было пятнадцать. Я очень замкнулся и меня это устраивало. Со временем, перестал называть его отцом. Просто обращался к нему на Ты, а за глаза называл по фамилии. Райскому до этого не было никакого дела, собственно, как и до собственного сына. Он приводил в дом все новых и новых девиц, каждая из которых была явно моложе предыдущей. Меня от них тошнило, а ненависть к родителю росла в геометрической прогрессии. С грехом пополам я закончил школу, а когда мне исполнилось восемнадцать, с удовольствием пошел в армию. Два года не видеть этой противной рожи я воспринимал как подарок судьбы.
Меня почти сразу, без колебаний определили в ВДВ. Помимо того, что я подходил по параметрам, я был довольно спортивным малым. За год до совершеннолетия записался в спортивный зал и помимо занятий на тренажерах, частенько боксировал с грушей, представляя вместо нее Райского.
Армия тогда очень изменила. Там сразу обратили внимание, что у меня очень обостренные слух и зрение. Таких готовили в снайперы. К концу срока службы я уже, как говорится, с закрытыми глазами мог попасть белке в глаз с приличного расстояния.
Друзей у меня не было, точнее, я их старался не заводить. Мне было комфортно одному. После предательства самого близкого человека в лице отца, рассчитывать на верность и преданность кого-то еще, казалось смешным. Многие на меня косились, словно я дикарь какой-то. И лишь подполковник Платов видел во мне особенного. Он считал, что я рожден для определенного вида карьеры. Поэтому предложил пройти обучение в специальном учреждении под шефством своего знакомого. Оно предусматривало активную вербовку и подготовку наемников.
Меня — будущего убийцу, тренировали по специальной системе, обучали приемам боя, воспитывали определенным образом, параллельно знакомя с политической обстановкой. Меня учили убивать. Различными видами оружия, среди которых я для себя выделял ножи, различными способами и даже голыми руками. Учили взрывать и разрушать. А еще существовала особая методика получения признаний с помощью пыток.
Я отличался особым талантом, упорством и решимостью. Во мне видели потенциал лидера.
Нас отправляли в “горячие точки”, где очень требовались специалисты нашего профиля. И вот после таких командировок я окончательно озверел. Спустя несколько лет, не без труда я вышел из этой системы, чтобы вернуться домой.
За это время папаша неплохо поднялся. Он не знал, чем конкретно я занимался после службы в армии. Для него я просто отправился воевать по контракту. И вот спустя время, мы снова встретились. Мне даже показалось, что он искренне рад этому, но сразу откинул эти мысли.
Я обустроился в самой отдаленной комнате в доме. Отец жил один, но к нему частенько приезжали друзья, партнеры и коллеги по бизнесу. Я не особо вникал в цели их визита, но судя по тому, что они выпивали и приглашали проституток, наш дом превращался в черт знает что.
У папаши теперь было несколько ресторанов, пара кафе и баров, которые я принципиально не посещал. Но в “Грот” иногда все же заходил. Там на меня меньше всего смотрели косо. Может потому, что знали кто я такой, а может потому, что там частенько зависали лица из криминального мира и меня принимали за такого же.
Единственными людьми, с которыми я периодически общался были Валера и его жена Лена. Валера работал у отца одним из водителей. Однажды, когда в очередной раз я перебрал в каком-то баре и сцепился с отморозками на улице, получив небольшой порез от пера, Валера меня подобрал и отвез к себе, потому что в больницу ехать я наотрез отказался. Лена мне тогда очень помогла. Обработала рану, наложила повязку и даже сбегала в аптеку за необходимыми лекарствами. А утром не дала умереть от похмелья. В общем, я был им безгранично благодарен, особенно за то, что не задавали никаких лишних вопросов. И еще не побоялись меня в свой дом пустить. Ведь у них была маленькая дочка, которая не должна была всего этого видеть.
В один из вечеров мне позвонил Валера. Весь на нервах, голос его дрожал. От него я узнал, что кто-то похитил их дочку, пока тот был на работе. Ворвались в квартиру, забрали ребенка, а потом поставили Лене условие, что она должна ублажить какого-то крутого бизнесмена и тогда дочь вернут. Ясно было, что ответ был отрицательным. Лена сразу сообщила Валере и теперь крепко спала. Валерка напичкал ее какими-то таблетками.
Ну что за черт! Что за мрази такие! Я понимал, что мало от них отличаюсь, но никогда в своей жизни не трогал ни женщин, ни детей. Воспоминания из детства до сих пор меня преследовали по ночам.
Пока искал эту мразь, похитившую ребенка, сказал Валерке, чтобы был с женой и никуда не высовывались из дома. Мало ли что.
Нашел. Он заливался спиртным в “Гроте”, прямо в заведении моего гребанного папаши. Все дерьмо было
