Даниэла Стил - Колесо судьбы
— Все они в этом возрасте имеют свои причуды, Джин. Ты только посмотри на моих детей.
Билли исполнилось семнадцать лет, его в этом году уже дважды штрафовали за вождение машины в нетрезвом виде, а Энн исключили со второго курса колледжа. Ей было девятнадцать, и она вознамерилась ехать с друзьями в Европу, тогда как отец хотел подержать ее некоторое время дома. Надеясь уговорить ее, Джин повезла девушку на ленч, но та попросту от нее отмахнулась, заявив, что к концу года все равно добьется от отца того, чего хочет.
Энн оказалась права. Следующее лето она провела на юге Франции, где влюбилась в тридцатисемилетнего плейбоя-француза, сбежала с ним в Италию и вышла за него замуж в Риме. Ее беременность закончилась выкидышем, она вернулась в Нью-Йорк с темными кругами под глазами: начала привыкать к наркотикам. Ее замужество, как водится, наделало много шуму в международной прессе. Когда Артур встретился с «молодым человеком», ему сделалось нехорошо. Пришлось потратить целое состояние, чтобы откупиться от зятя, после чего отец оставил Энн на курорте Палм-Бич — чтобы она могла, как он сказал, «поправить свое здоровье». Однако, судя по всему, ее образ жизни отнюдь нельзя было назвать здоровым: все ночи напролет Энн пьянствовала со своими сверстниками либо, если представлялся случай, с их папашами. Это была довольно пикантная особа не в лучшем смысле слова. Джин не одобряла ее поведения, но в двадцать один год Энн уже была совершеннолетняя, и отец не мог ничего с ней поделать. Его дочь теперь получала огромные суммы с материнского имения, которое раньше было под опекой, и могла распоряжаться ими по своему усмотрению. Снова отправившись в Европу, она опять впуталась в историю еще до того, как ей исполнилось двадцать два года. Единственным утешением для отца служило то, что Билли ухитрился остаться в колледже «Принстон» на этот год, несмотря на целый ряд скандалов, в которых был замешан.
— Должен тебе сказать, дорогая, что с ними скучать не приходится: дети не дают нам ни минуты душевного покоя, — заключил Артур.
С некоторых пор они с Джин проводили вечера в Гринвиче, в спокойной обстановке, однако на ночь она чаще всего уезжала к себе, как бы поздно они ни задерживались. Его детей теперь не было в доме, но ей приходилось думать о Тане. Джин не могла и помыслить о том, чтобы провести ночь вне дома, кроме тех случаев, когда Тана ночевала у подруги или уезжала куда-нибудь на уик-энд покататься на лыжах. Джин старалась придерживаться определенных норм поведения, и это его сердило.
— В конце концов они поступают так, как им заблагорассудится, какие бы положительные примеры ни были у них перед глазами.
Артур был по-своему прав, но не пытался отстаивать свою точку зрения слишком рьяно. Теперь он уже привык проводить ночи один. Это сообщало особую прелесть тем редким утрам, когда они просыпались бок о бок в общей постели. Прежних бурных чувств уже почти не осталось, но их отношения были удобны обоим, и в особенности ему. Джин не спрашивала с него больше того, что он желал ей дать, а Артур знал, как благодарна она за все то, что он сделал для нее в эти годы: дал ей ощущение защищенности, чего она никогда не смогла бы испытать без него, устроил ее на прекрасную работу, а Тану — в приличную школу; сверх того, дарил Джин драгоценности, меха, иногда брал в поездки. Ему это обходилось не слишком дорого, а Джин Робертc теперь уже не нужно было заниматься собственноручной обтяжкой мебели и шить себе платья, хотя она по-прежнему мастерски владела иглой. У них с Таной была комфортабельная квартира, которую убирала приходившая два раза в неделю женщина.
Артур знал, что Джин любит его; он тоже ее любил, но у него были свои обстоятельства. Никто из них больше не заговаривал о браке — теперь это потеряло смысл. Его дети стали взрослыми: в свои пятьдесят четыре года он был преуспевающим бизнесменом, его компания процветала. Джин все еще влекла его: она выглядела довольно-таки молодо, хотя в последние годы в ее облике появилось что-то от почтенной матроны. Ему нравилось в ней даже и это. Оглядываясь назад, он с трудом мог поверить, что прошло уже двенадцать лет. Этой весной ей исполнилось сорок, и они с ней провели неделю в Париже. Джин привезла дочери уйму дорогих безделушек и без конца рассказывала о своих впечатлениях от чудесной поездки, в том числе о юбилейном обеде в ее честь у «Максима». После такого трудно возвращаться домой, просыпаться в одинокой постели, искать его рядом и не находить. Однако она так жила уже давно, и это ее не тревожило, во всяком случае, она не признавалась в этом даже самой себе. И Тана после той вспышки трехлетней давности больше не упрекала ее — она чувствовала себя пристыженной: ведь ее мама была всегда так добра к ней…
— Я просто хотела для тебя лучшего, мам… Я хочу, чтобы ты была счастлива — ведь трудно быть все время одной.
— Я не одна, мое солнышко, — сказала на это прослезившаяся Джин, — у меня есть ты.
— Это не то. — Тана обняла мать и больше не говорила на эту запретную тему.
Однако прежней теплоты в отношениях с Артуром у Таны теперь не наблюдалось, и это расстраивало Джин. Если бы даже Артур и начал теперь настаивать на женитьбе, Джин оказалась бы в затруднительном положении, не зная, как отнесется к этому ее дочь, убежденная, что он целых двенадцать лет пользовался матерью точно удобной вещью, ничего не давая взамен.
— Как ты можешь это говорить? Мы стольким ему обязаны! — В отличие от Таны Джин помнила их жалкую квартирку на Восточной стороне, их более чем скудный бюджет: бывали времена, когда она не могла дать ребенку нормального мяса на обед, ограничивая бараньей котлетой или же кусочком бифштекса, тогда как сама ела почти одни макароны.
— Чем это мы ему обязаны? Велика важность — квартира! Ты столько работаешь, мам, разве ты не могла бы снять такую квартиру? Ты всего могла добиться сама, без его помощи.
Джин, однако, вовсе не была в этом уверена. Теперь она боялась расстаться с ним и оставить работу в «Дарнинг Интернэшнл», где была его правой рукой; боялась остаться без этой квартиры, без уверенности в себе, без автомобиля, который Артур заменял ей на новый каждые два года, чтобы она могла запросто разъезжать между Гринвичем и Нью-Йорком. Поначалу это был крытый пикап, на котором она отвозила Энн и Билли с друзьями в школу и забирала их обратно — так делали по очереди родители всех детей. А в последние годы он покупал ей менее вместительные, но более шикарные «Мерседесы». И дело заключалось не в том, что она гналась за дорогими подарками, — все было гораздо сложнее. Она постоянно ощущала, что Артур находится рядом, когда в нем есть нужда. Ей было страшно лишиться этого ощущения после стольких лет, проведенных вместе с ним. Она не могла бросить все в одночасье, что бы ни говорила ее дочь.
