Брат мужа - Мария Зайцева
Вздыхаю и переключаюсь на работу.
Все же, хорошо, что она у меня есть. Хоть где-то чувствую себя на своем месте.
После урока Левашов подходит ко мне.
– Арин Родионна, я по поводу машины…
– Семен, – мне неловко разговаривать со своим учеником о таких вещах, почему-то это кажется неэтичным и неправильным. Товарно-денежные отношения между учителем и учеником… – Я думаю, что это…
– У меня отец ищет машину для работы как раз, – перебивает меня Левашов, – давайте, он вам звякнет? У него просто такая же была, продали. И вот теперь опять хочет. Вы пока не продавайте никому.
– Хорошо… – немного заторможенно киваю я, – не буду…
Говорить о том, что у меня пока что ни одного звонка по объявлению нет, не хочу. Вдруг, в самом деле, удастся продать знакомому, относительно, конечно, человеку?
Тогда меньше вероятности, что обманут, так ведь?
Я же даже проверить толком ничего не смогу, и процедуру не знаю. Как их вообще продают, эти машины?
Левашов уходит, а я смотрю, как вместо шумного девятого в класс заходят сосредоточенные ребята из десятого, и думаю о том, что, может, все получится?
Если я продам машину, хотя бы за миллион, покрою кредит на нее, там пятьсот тысяч осталось, а еще пятсот отдам в счет погашения… То, наверно, коллекторы на какое-то время отстанут? Не будет расти долг. Договорюсь с ними, что продам квартиру и все остальное отдам.
А там уже буду смотреть, выкручиваться.
И Сева… Он придет в себя. Конечно, придет! В конце концов, у него все функционирует же! Просто в голове гематома. Она пройдет! Врачи не обнадеживают, но я-то лучше знаю своего мужа! Он борец! Он справится!
Звонок на урок совпадает с телефонным. Я изучаю пару мгновений незнакомый номер и не беру трубку. Если это опять коллекторы, то ничего нового не услышу. А по машине с наскоку не поговоришь. Значит, все потом.
Телефон перестает звонить, а затем мигает значок принятого сообщения. Открываю:
«Алина Родионовна, вам одобрен кредит на сумму…»
8
Участкового зовут Виктор Сергеевич Метлинов, хотя он настойчиво просит звать его просто Виктором. Мне это кажется неловким и неправильным, как и вся ситуация в целом.
Виктор Сергеевич сидит в нашей с Севой маленькой кухне, пьет чай и принесенный с собой коньяк, говорит про свою работу, про то, как тяжело и одиноко, и как иногда хочется простого человечекского тепла.
А я слушаю его и заторможенно размышляю, кажется ли мне в происходящем определенный личный контекст, или не кажется… И, если не кажется, то каким образом я умудрилась дать понять этому мужчине, что заинтересована в нем. Именно, как в мужчине? И, самое главное, когда? Когда согласилась на помощь в ремонте карниза? Когда рассказала о своих проблемах? Расплакалась у него на груди?
Что вообще происходит?
И что мне делать теперь?
Я вернулась с работы, подходила к дому и увидела его, ожидающего у подъезда. Виктор Сергеевич поздоровался и безапелляционно напросился в гости. Возможности отказать у меня не было. Да и как-то не думалось даже о том, что он может прийти не по рабочему вопросу.
А вот теперь вижу, что может…
Виктор Сергеевич пьет коньяк, хотя до конца рабочего дня еще далеко, только обед, осматривается вполне по-хозяйски, и этот взгляд настораживает. Я изо всех сил гоню мысли о том, что у него могут быть определенные намерения, пытаюсь оправдать поведение участкового ответственным отношением к работе, а свои домыслы – собственной нервозностью и полным фаршем в голове.
Но с каждой минутой как-то все тревожней и тревожней становится.
– У тебя покосился шкаф, – Виктор Сергеевич отставляет в сторону пустую рюмку и показывает на навесной шкафчик, – давай, починю.
Мы на «ты» уже?
– Спасибо… вам, – после паузы четко отвечаю я, желая пресечь все попытки перейти на более близкий уровень общения, – не нужно. Я сама.
– Да видел я, как ты сама, – усмехается Виктор Сергеевич, не принимая моей попытки вернуть обратно наш деловой тон, – неси молоток.
– Спасибо, – снова повторяю я, не двигаясь с места, – но не нужно.
Виктор Сергеевич встает из-за стола и делает шаг ко мне, застывшей у мойки.
Кухня мгновенно становится еще меньше, я цепляюсь пальцами в столешницу за своей спиной, поднимаю подбородок, остро ощущая свой небольшой рост и нашу разницу в габаритах.
Он – крупный мужчина… Перебарываю нахлынувший страх, сжимаю губы, стараясь не показывать, насколько испугана. Он – участковый. При исполнении. Он не может вот так… Легко. Не может же?
– Ты чего напряглась-то, Алина? – Виктор Сергеевич останавливается напротив, чуть ли не прижимает меня к столешнице, смотрит сверху вниз. И взгляд у него такой, что сразу отчетливо понимаю: не напридумывала я себе ничего. И не мое это больное воображение, а реальность. Он… Он не по работе пришел. Совсем не по работе. – Испугалась? – Продолжает он, ставит ладонь рядом с моим бедром на край мойки, – не бойся. Красивая такая.
– Я… – Я начинаю говорить только потому, что это необходимо. Что надо как-то останавливать происходящее. – Я не понимаю. И вы… Меня пугаете. Я думала, что вы по работе пришли… Что-то про угрозы выяснили…
– Выясню, – кивает Виктор Сергеевич, не сводя с меня взгляда, – обязательно выясню… И все решу. Но и ты… Будь помягче. Подружелюбней.
– Не понимаю… вас… – с трудом выдавливаю я, отклоняясь все дальше, потому что Виктор Сергеевич кажется еще ближе, и ситуация окончательно перестает быть безопасной. Если до этого я могла хотя бы пытаться делать вид, что ничего особенного не происходит, подумаешь, участковый пришел… С коньяком… То теперь уже надо предпринимать решительные действия.
В конце концов, это неправильно и мерзко!
Сева лежит в соседней комнате!
А этот…
– Все ты понимаешь… – говорит Виктор Сергеевич.
Понимаю. И нет. Не хочу.
– Нет.
Смотрю в чуть прищуренные глаза, вкладывая в свой взгляд и голос максимум холода и решительности.
Виктор Сергеевич останавливается. Пальцы его, уже устремившиеся к моему лицу, замирают, а глаза еще больше сужаются.
– Нет? – сжимает он губы.
– Нет.
Тишина, которая наступает вслед за этим, оглушает.
Словно через толщу воды, доносятся фоном привычные звуки: капает вода из-под крана в ванной, кричат мультяшные герои в соседней комнате, где лежит и смотрит мультики Сева. Лежит и смотрит, пока меня тут у мойки…
Бессмысленность и запредельная пошлость ситуации зашкаливает, и мне становится так гадко, что того и гляди стошнит.
Если он коснется, то меня стошнит.
К счастью, Виктор Сергеевич больше не делает попытки дотронуться.
Он тяжело смотрит на меня, ноздри толстого носа чуть раздуваются, губы сжимаются в тонкую линию.
– Ну смотри… – после долгой, мертвой паузы говорит он, – не пожалей…
Я молчу, замерев, боясь двинуться и тем самым спровоцировать… Что-то. Страшное что-то.
Теперь мне совсем не кажется безопасным этот человек, несмотря на его должность, которая призвана вызывать доверие.
Я понимаю, что мы наедине, что Сева – не защитник мне, и захоти Виктор что-то сделать… Я не смогу оказать сопротивление.
Я нигде не в безопасности! Даже дома! Даже рядом с мужем!
И ничего не могу!
Противостоять никому не смогу!
Остается только ждать и надеяться, что этот мужчина уйдет.
Виктор Сергеевич, еще чуть-чуть подождав, разворачивается и идет в сторону выхода.
На пороге кухни, откуда видно комнату с лежащим на кровати Севой, участковый поворачивается и говорит тихо:
– Коллекторы не будут такими вежливыми, учти.
В тоне его – отчетливая уроза, от которой сердце заходится бешеным стуком. Хочется заорать от шока и страха, но я лишь сильнее цепляюсь в столешницу побелевшими пальцами и смотрю в глаза участковому.
Уходи. Уходи же!
Моя безмолвная мольба услышана, Виктор уходит, напоследок основательно грохнув дверью.
И в то же самое мгновение я буквально падаю на пол, потому что ноги перестают держать.
Случившееся пока что не укладывается в голове, настолько оно нереально. Я, за время замужества, привыкла к тому, что у меня есть Сева, а я – есть у него. И никто другой не интересен.
Я никогда
