Тоскуя по лучшему другу своего отца - Эви Крофт

Он ставит меня на ноги у изножья кровати. В комнате медовый свет от уличных фонарей за высокими окнами.

Хантер так красив, что у меня дыхание замирает в легких. Мои колени слабеют от благодарности в его глазах, а желудок попеременно то завязывается в узел, то распутывается в бесконечной петле желания.

Я запускаю руки под его свитер, желая увидеть мужчину под ним. Он — произведение искусства.

Его пальцы играют с узлом внизу моей пуговицы, и две стороны расходятся. Каждое нервное окончание остро чувствует, где находятся его руки и как близко они к тому месту, где они мне больше всего нужны. Это запретно и восхитительно.

— Я мечтал о том, как буду раздевать тебя. Эти три пуговицы — постоянный источник мучений, — говорит он, игриво дергая рубашку. Мне нравится, что его грубость исчезает, когда он со мной.

Я ухмыляюсь. — Правда?

Черная кофта на пуговицах поверх майки — мой стандартный наряд, когда я работаю в баре. Мне нравится, что он так внимательно за мной наблюдает.

— Да. Он расстегивает одну пуговицу. Потом другую. Я провожу кончиками пальцев по его бокам, задирая свитер все выше и выше. Он отступает назад, позволяя мне стянуть его через голову. Мягкая серая футболка прижимается к его внушительной груди, и мой живот делает сальто-мортале.

Мой вздох благодарности непроизволен, и он снова смеется, прежде чем стянуть футболку через голову и бросить ее на пол рядом со свитером.

Сказать, что Хантер великолепен, значит преуменьшить. И все эти мускулы набраны тяжелым физическим трудом. Я прижимаю руку к его сердцу и смотрю на него.

— На чем я остановилась?

Его пальцы возвращаются к моим пуговицам. — Когда-нибудь я сорву с тебя это. Но сегодня я буду наслаждаться распаковыванием подарка, которого так долго ждал.

Боже, какие вещи он говорит.

Он расстегивает последнюю пуговицу, а затем стягивает рубашку с моих рук, зажав их по бокам. У меня возникает крошечная вспышка паники, потому что я страдаю клаустрофобией, но она быстро проходит, когда его ладонь скользит вверх и нежно обхватывает мое горло. Я доверяю этому человеку. Всегда доверяла и всегда буду доверять.

Мой пульс бьется о его ладонь, пока он медленно осматривает меня. Могу поклясться, что между нами нет ни единого шва одежды, потому что его взгляд похож на настоящую ласку.

— Все еще чувствуешь себя хорошо?

— Более чем хорошо. Горячо.

Он наклоняется, прижимаясь лицом к моему горлу, и стягивает с меня рубашку до конца. Затем он поднимает мою майку, чтобы она оказалась в куче на полу, а его пальцы работают над пуговицей моих джинсов. Я прижимаюсь к его обнаженным плечам, пульс стучит в ушах. От каждого прикосновения его кожи к моей колени слабеют. Мой живот вздрагивает от предвкушения. Как ему это удается? Заставлять меня хотеть его так сильно, что я вот-вот растворюсь в луже нужды.

Когда я наконец стою перед ним в одних лифчике и трусиках, он откидывается назад, и прохладный воздух пробегает по моей коже.

— Черт, Пайпер. Из его груди вырывается глубокий стон. — Ты так великолепна.

— Я как раз думала о тебе то же самое.

Затем он падает на колени.

— Хантер… Он никогда не был для меня мистером Доусоном. Даже после того, как я узнала, что он был другом моего отца, он всегда настаивал на том, чтобы его называли Хантером.

— Да, красавица?

О Боже.

Я прикусываю губу.

Моя киска покалывает и болит от его прикосновений.

Я упираюсь руками в его широкие плечи. Он скользит ладонями по внутренней стороне моих бедер, легкими, дразнящими прикосновениями заставляя мое дыхание сбиваться.

Еще. Мне нужно…больше. Хватка до синяков, чтобы я не забыла, что мы были вместе.

— Хочешь чего-то? — спрашивает он, его рот в дюйме от моих трусиков.

— Тебя. Это. Все это.

— Не волнуйся, милая. Я отдам тебе все. Мне так хотелось сделать это.

Он прижимается поцелуем к моему животу, а его ищущие пальцы скользят по моим бокам. С моих губ срывается хихиканье, и стоящий на коленях дьявол ухмыляется. Хотя он никогда не щекотал меня, он был рядом, когда это делали мои братья. Он снова наклоняется ко мне, облизывая верхнюю часть моих трусиков, а его большие руки работают с застежками моего лифчика.

— Ты богиня, ты ведь знаешь об этом?

Я качаю головой и провожу пальцами по его волосам. — Я просто я. Девушка из маленького городка. Любительница животных. Любительница кофе.

Бюстгальтер поддается, и он спускает бретельки с моих рук, глядя на мою грудь, когда из его груди вырывается очередной душераздирающий стон. Мне очень нравятся звуки, которые он издает, и его взгляд. Яростная сосредоточенность и абсолютное обожание. Я так долго ждала, чтобы почувствовать его желание.

— Чертовски великолепно. Затем он смыкает губы вокруг моего левого соска, глубоко посасывая его, а его руки скользят по моей коже. Изучая. Испытывая. Дразня.

Я таю под его прикосновениями.

Как будто между моей киской и сосками существует невидимая связь, и каждое поглаживание сверху ударяет меня прямо между бедер.

Кончик его языка щелкает по ноющей пике, и я вздрагиваю от вздоха. Он переключает внимание на другую грудь: его большая ладонь накрывает ее, а большой палец проводит по соску, поддерживая его в твердом и готовом состоянии.

— Так хорошо. Я так нуждаюсь в тебе.

— Да…

Я готова. Так готова, что хнычу.

Он издает еще один звук удовольствия и целует мою грудь. Его рот жарко прижимается к моей коже, клеймя меня. Я сжимаю бедра вместе, нуждаясь в трении.

Он улыбается мне в грудь, а затем медленно отстраняется. От взгляда его глаз я опускаюсь на край кровати, чтобы дотянуться до его губ. Он крепко прижимает меня к себе, сильные руки обхватывают меня, как тиски. Бесконечные минуты мы двигаемся друг против друга, языки переплетаются.

Он проводит поцелуями по моей челюсти и горлу. — Держу пари, на вкус ты такая же сладкая, как и на вид.

Руки Хантера цепляются за край моих трусиков и снимают их так медленно, что я почти теряю остатки разума.

— Хантер… Я впиваюсь кулаками в легкое одеяло на моей кровати.

— В чем дело, милая? Ты чего-то хочешь?

Я киваю. — Приступай. Пожалуйста.

Его усмешка темная и восхитительная. Затем он пригибает голову. Я моргаю, глядя в потолок, когда его дыхание шепчет на моей самой чувствительной коже. Я такая