Я тебя не предавал - Екатерина Аверина
— Так может попробуешь заработать? — с вызовом говорю я. — На стройку, например, всегда нужны рабочие.
— Чтобы я с высшим образованием на стройку пошёл? — хмыкает он.
Конечно, это только я могу и на скорой работать, и полы мыть, чтобы заработать лишнюю копейку. А ему корона мешает.
— Ну да, куда тебе…
— Ира, блядь, не нарывайся! — Асад припечатывает ладонь к столу, но я не боюсь. И даже не вздрагиваю. Рефлекс не работает, сломался за столько лет. Всё, что он мог мне сделать, уже сделал. Не осталось страха. Я истребила эту эмоцию, как исключительно ненужную.
— А ты меня не пугай, — опираюсь на стол ладонями и подаюсь вперёд. — Если бы не сын, давно бы тебя послала.
Но у меня такой брачный договор, что не дёрнуться. Молодая была, глупая. Связала себя по руками и ногам. Так, что и не продохнуть. Но ничего. Егор скоро станет совершеннолетним и свободным от отца. Тогда и меня ничего не будет держать рядом.
— Может, пора с братом помириться и у него взять? — примирительно начинает Асад. — Он тебе не откажет…
— Не будет этого, — отрезаю решительно и качаю головой.
Нет у меня брата. Его я так и не простила. Рустам периодически появляется, пытается наладить общение, но я не иду на контакт. Предателей не прощают. А он меня предал. Все они. Всё их гадкое мужское племя. Ненавижу всех вместе и по одному.
— Мне пора, — смотрю на часы. — Постараюсь вернуться к обеду и что-то приготовить.
— Ты куда? — хмуро косится Асад, ковыряясь вилкой в яичнице.
— На массаж. Есть на сегодня пара клиентов.
Допиваю кофе и выхожу с кухни. Тошнота вновь возвращается, но я игнорирую её.
— Может, кредит возьмёшь? — летит мне в спину.
— А отдавать чем? — вздыхаю я. — Моего заработка не хватает на всё.
Закрываю дверь на щеколду, скидываю халат и бесстрастно рассматриваю себя в зеркало. Замечаю несколько новых синих разводов на бёдрах и плечах. В памяти вспыхивает физиономия Асада, перекошенная от похоти. Он с упоением трахал меня, совершенно не заботясь о моих ощущениях. Грубо и мерзко. Впрочем, ничего нового. Всегда таким был. Чёртов ублюдок! И между ног нещадно саднит. Даже мазь не помогает. А во рту до сих пор стоит горький привкус его спермы. Может, от неё и тошнит? Ненавижу такие моменты. Да и вообще ненавижу секс во всех его проявлениях. Каждый раз, как чёртова каторга.
Самое страшное, я знаю, что бывает по-другому. Было. Когда-то в прошлой жизни. Всего одна ночь, полная любви и желания. Давно пора забыть, но глупое тело всё помнит и не принимает суровую реальность. Оно до сих пор принадлежит другому мужчине, которому оказалось нужно всего на один раз. Одинокая слеза срывается с ресниц и обжигает щёку фантомной болью.
Всё хорошо, просто иногда накатывает. Это моё наказание за запретную любовь. Я принимаю его и не жалуюсь. Даже не жалею ни о чём. В любом случае, благодарна за то, что это чувство было в моей жизни. Хоть и не долго.
Глава 7
Ворон
Придерживая ладонью раненый бок, морщусь и ковыляю на кухню за сигаретами и чаем. Пачку можно было бы бросить здесь, но это лишний стимул как можно быстрее расходиться и вернуться к работе. От слабости кружится голова и на лбу выступает испарина. Вытираю пот тыльной стороной ладони, споласкиваю руки, умываюсь прохладной водой, тру колючую щёку. Зарос, значит, на сегодня к целям добавляется ещё одна — побриться.
Не помню, когда последний раз столько времени проводил дома. Мне кажется, я скоро свихнусь от безделья, кучи пересмотренных фильмов, простых задач, которые выполняю по телефону или в сети.
Как люди живут в таком медленном темпе?
Ставлю чайник, прикуриваю и открываю окно. Обнажённые плечи обдаёт холодным осенним воздухом. Сегодня мрачно. Небо сплошняком покрыто свинцовыми тучами, у соседнего дома блестят лужи, и местный рыжий пёс жмётся к стене, пытаясь спрятаться от непогоды.
Облокотившись на подоконник, затягиваюсь крепким дымом и наблюдаю за собакой. Такой длительный период нахождения дома точно вредит моему душевному равновесию. Никогда не страдал жалостью к себе, сейчас вдруг кольнуло тоской от интересной ассоциации.
Пёс этот выглядит очень одиноко. И я вроде как всю жизнь один. Так вышло. За сорок шесть лет… ну ладно, опустим детство, юношеские загоны. Если брать по-настоящему осознанный возраст, то цифра прожитых в одиночестве лет тоже выходит внушительная — двадцать восемь. Из них сколько? Ну месяца полтора я был реально счастлив. Настолько, что вообще перестал считать время.
До сих пор сам себе удивляюсь. Как? Как, мать его, я умудрился влюбиться в тридцатник? Перекрыло же от Ирины наглухо. Юбка эта пыльная, листья в волосах в тот первый день, когда я её увидел в старом спортивном зале, где тренировал её старшего брата и других парней. Такая смешная она была, дерзкая. Вариантов, наверное, и не было.
А теперь поганое ощущение, будто сердце наживую вырвали и там периодически кровоточит все шестнадцать лет. Ничем и никем заштопать так и не получилось…
Пёс поднимается, встряхивается и уходит. Вот и я так. Бешусь на секундную слабость, встряхиваюсь, закрываю окно, передёрнув плечами от холода и тут же сократившись всем телом от приступа боли в ране.
Скрипнув зубами, наливаю себе чай, возвращаюсь в комнату и тащу свой зад к шкафу. На самой верхней полке, куда я заглядываю раз в пятилетку, и то только чтобы протереть пыль, лежит потрёпанный конверт без подписи. Беру его в руки, и внутри опять начинается мясорубка. Я же взрослый мальчик, и ножи там давно заточены идеально. Они молотят не только мясо, но и кости.
Нет, надо выбираться на хрен отсюда!
Но конверт всё же открываю и, игнорируя письмо, заученное
