Жестокие клятвы - Джей Ти Джессинжер
Куинн молчит. Джанни явно хотел бы перерезать себе вены. В конце концов, это оказывается хороший день.
Слегка подтолкнув Лили к Куинну, Джанни говорит: — Почему бы вам, голубкам, не поболтать вон там, на диване? Мы с Рейной оставим вас наедине…
— Мы не можем оставить их наедине, — прерываю я, мой голос тверд. Ирландец смотрит на меня, приподняв бровь. Я улыбаюсь своей лучшей улыбкой типа "не обращай-на-меня-внимания-я-всего-навсего-глупая-женщина".
— Лили не разрешается оставаться наедине с мужчиной. Ей нужна компаньонка. Верно, Джанни?
Поскольку именно он установил это чертово правило, он не может мне противоречить. Ему все еще хотелось бы врезать мне чем-нибудь по лицу.
— Правильно, — говорит он сквозь зубы. — Я уверен, вы понимаете, мистер Куинн. Приношу свои извинения, но мы старомодны.
— А ты? — растягивая слова, он смотрит на меня. Его карие глаза полуприкрыты. Губы слегка изогнуты. Он выглядит так, словно наслаждается какой-то личной шуткой, в которой я участвую. Кипящая ярость, которую мне удалось подавить, с ревом возвращается, прожигая путь по всем моим нервным окончаниям и заставляя мое лицо гореть.
Он видит это и улыбается. Затем он берет Лили за руку — за руку! Как собственность! — и уводит ее от нас, не сказав больше ни слова.
Как только они оказываются вне пределов слышимости, Джанни поворачивается ко мне и шипит: — Che palle! (с итал. “какого хрена”, одна из форм перевода в данном контексте)
— Охлади пыл, брат. Мы ни за что не могли оставить Лили наедине с этим… — Я думаю о его голодных глазах, о том, как он смотрел на меня раньше, как будто мог съесть живьем. — Хищником.
Кроме того, я уже решила, что этот брак состоится только через мой труп.
— Мы не можем рисковать, оскорбляя его!
Я вспоминаю нашу небольшую словесную перепалку и с трудом сдерживаю усмешку. Слишком поздно.
Кипя от злости, Джанни поправляет галстук и бросает взгляд туда, где Лили и Куинн сидят на бархатном диване в противоположном конце комнаты. Ее руки сложены на коленях, ноги скрещены в лодыжках, а взгляд устремлен на его ступни, как будто она очарована его обувью.
На нем огромные черные кожаные оксфорды, которые он наверняка заказал на заказ, потому что они такие большие. Их размер поражает. Но теперь, когда я думаю об этом, у него еще и огромные руки.
У моего мужа были маленькие руки и еще меньше ноги. По сравнению с ними они были размером, как у куклы. Чтобы потакать его крошечному члену. Я отказываюсь рассматривать, что может означать тот факт, что у ирландца ноги размером с лыжи.
— В любом случае, — говорю я взволнованно, — по крайней мере, сейчас у него не такое ужасное лицо. Ты видел, как он посмотрел на нее, когда их представили?
— Я думал, он может выйти прямо за дверь, — говорит Джанни, с отвращением качая головой. — Что, черт возьми, с ним не так? Лили прекрасна!
— Может, он гей.
— Пффф. Посмотри на него. То, как он держится, как чванится...
То, как он смотрел на мои губы.
Я сглатываю, у меня внезапно пересыхает во рту.
— Это король лев, — продолжает Джанни. — Не fanook (с итал. гомосексуалист)
Я морщусь.
— Пожалуйста, не употребляй это слово. Оно крайне оскорбительно.
Джанни закатывает глаза, бормоча: — Ты и твоя любовь к членососам.
— Это еще хуже! Ради всего святого, Джанни, как насчет того, чтобы хоть раз попытаться не быть таким фанатиком?
Он пренебрежительно машет на меня рукой.
— Смотри, она смеется. Это хороший знак, giusto (с итал. верно)?
Звонкий смех Лили увеличивает расстояние между нами и ними. Я могу сказать, что он искренний, а не натянутый. Она не пытается быть вежливой, она действительно считает смешным все, что сказал ирландец. Вероятно, он пытался сказать ей, что умен.
В этот момент он оборачивается, замечает, что я наблюдаю за ним, и подмигивает.
Он, блядь, подмигивает.
Затем улыбается, обнажая ряд идеальных белых зубов. Я бы хотела вырезать у него печень.
Джанни бормочет: — Ну, кажется, сейчас у него определенно улучшилось настроение. — Он тяжело вздыхает и смотрит в потолок. — Ради Бога, не пялься на него.
Но внезапно стало невозможно не смотреть на него. Его смеющиеся глаза — притягивающие лучи, затягивающие меня внутрь. Никто не смеется надо мной. Никто. Никогда. Они все слишком заняты, избегая моего взгляда, как будто я Медуза и они боятся, что от одного взгляда превратятся в камень. Но этот золотой лев, названный в честь жука и выглядящий как супергерой комиксов, не избегает моего взгляда. Он хватает его и держит в заложниках. И он определенно не боится смеяться надо мной. На самом деле, я думаю, это может стать его новым любимым занятием.
Я не совсем понимаю, что с этим делать. Может быть, все ирландцы сумасшедшие? На самом деле я никого из них раньше не встречала. Все, о чем я думаю, когда кто-то говорит "Ирландия", — это четырехлистный клевер, лепреконы и зеленое пиво. Теперь я могу добавить к этому грубых мужчин с огромными ногами. Хотя Киран кажется милым. Он ни в малейшей степени не груб.
Я оглядываюсь через плечо и вижу его в коридоре, он засунул руки в карманы и, наморщив нос, разглядывает фрески на стене. Качает головой и бормочет: — Чертовски сумасшедшие.
Я отворачиваюсь. Жаль, что он не выше в иерархии Мафии. Он действительно мог бы быть сносным супругом. Но он, кажется, телохранитель или водитель, звание слишком бессильное, чтобы быть полезным Джанни. Хотя Куинн всего лишь второй в команде, Джанни очень хорошо знает, как быстро меняется руководство в нашем мире. Наш собственный отец когда-то был вожаком, пока его не сменил безжалостный соперник. Все, что потребуется, — это одна пуля, чтобы поставить Куинна на первое место. Или убрать его.
Эта мысль заставляет меня улыбнуться. Когда я это делаю, ирландский мужлан, все еще пялящийся на меня, облизывает губы. Я отрываю от него взгляд и думаю, не забыла ли я перезарядить пистолет в тумбочке после того, как почистила его на прошлой неделе.
Лили и этот мужлан болтают еще минут двадцать, пока мы с Джанни терпеливо ждем у двери.