Другая единственная - Колесникова Наташа
— Все поняла, босс, сейчас же займусь этим вопросом, — бодро сказала Лена.
И стремительно вышла из кабинета. Самарин удивленным взглядом проводил ее, тяжело вздохнул. Теперь эта красивая женщина казалась абсолютно непонятным и странным существом. Раньше все было просто — он никого не хотел, думая о Габриэле, а потом… потом она стала женой босса. Понятное дело — табу.
А что же сейчас? Как говорится, поживем — увидим.
Из офиса Самарин поехал к себе на дачу. Собственно, красивая, уютная дача, оборудованная по последнему слову техники, была главным его жильем и летом, и зимой. Вскоре после того, как он стал работать на Булыгина, тот выделил ему кредит на покупку своей квартиры (до этого жил на даче у друга, прежнюю квартиру оставил жене с дочкой). Денег, пятидесяти тысяч долларов, хватило на покупку вполне сносной однокомнатной квартиры в двенадцатиэтажном доме на Филевской Пойме. Вполне сносной она и осталась, ибо, вернув кредит, он все свои силы и средства положил на строительство новой дачи. Трехэтажный кирпичный дом в Лобне (не в самом городе, а в сосновом лесу километрах в пяти от Лобни) с подземным гаражом радовал и глаз, и сердце. Туда он привозил женщин, с которыми проводил бурные ночи, туда же они потом приезжали сами на такси или электричке в надежде повторить или даже узаконить их приятные отношения. Повторении не было, он сам так решил. Женщины в его жизни, конечно, были, как же без них молодому, успешному бизнесмену? Но пока в его памяти жила Габриэла, дважды ни одна не оставалась ночевать в доме под названием «Габриэла». Тем более не хотел он остановить свой окончательный выбор на одной из них.
Странно это выглядело, наверное, со стороны, но вся его жизнь в последние годы была странной.
Если уезжаешь холодной осенью в Испанию, зная, что, когда вернешься в Москву, тебя ожидает смерть, зная, что жена ушла с дочкой к важным родителям, не желая и слышать о его проблемах, все воспринимается с особой остротой, ибо женщина, и бутылка вина, и даже простой обед в ресторане может стать последним в его жизни.
Особенно женщина. Проблема была настолько серьезной, что даже уход жены к родителям не очень тревожил его. И хорошо, что ушла, по крайней мере и она сама, и дочка будут в безопасности. И вдруг он встретил в далекой Испании красивую женщину, да к тому же отлично говорящую по-русски, почти без акцента, да еще и умницу, с которой приятно поговорить! Все это сфокусировалось в его сердце, и захотелось жить, работать, выкарабкаться из той гнусной ситуации, в которой он оказался! Потому что было для кого.
Вечером того дня, когда он познакомился с Габриэлой, с семи до восьми вечера, уже совсем стемнело, сидел в арендованной «БМВ», ожидая загадочную красавицу, но она так и не пришла. Когда это стало окончательно ясно, он отогнал машину на стоянку отеля и пошел в местный ресторан. А куда тут еще можно пойти вечером? Там по тушеное мясо «Мара» и курицу по-мадридски выпил пару рюмок хорошего виски. А сейчас он в «мерседесе» мчался по загородному шоссе к Лобне, вспоминая тот вечер. Все же хороший вечер, потому что…
К столику подошла горничная с другого этажа — он видел ее мельком, не знал, как зовут немолодую женщину, — наклонилась к нему, с вежливой улыбкой сказала:
— Buenas noches[1]. Па…вел?
— Buenas noches, — ответил он. — Si, Павел.
— Вам надо передать… — старательно выговаривая, вернее, вспоминая заученное, тихо сказала она. — Бобу…бабо…щка болеть, извинить… Понимать, кто? — Она с облегчением вздохнула и выпрямилась, глядя на него.
Он понял, все понял и обрадованно улыбнулся. Габриэла не пришла потому, что бабушка заболела. Да это же просто замечательно! Не то, что бабушка заболела, а что Габи не забыла о нем, просила объяснить, почему не смогла прийти, и даже извинилась! Просто замечательная девчонка! Он протянул горничной десять долларов и сказал, с трудом вспоминая испанские фразы, оставшиеся в памяти после прежних поездок в эту страну:
— Muchas grasias por el entendimiento[2].
— Muchas grasias, — сказала женщина и вышла из ресторана.
А он выпил еще пару рюмок виски, с удовольствием принялся закусывать, чувствуя прилив сил. Через несколько минут за его стол села толстая немка и, как выяснилось, вовсе не для того, чтобы выразить свое презрение к тупому русскому бизнесмену. Она приветливо улыбалась, что-то говорила по-немецки, а он знал лишь несколько фраз на этом языке, да и то не очень приятных для немцев.
— Ну да, Эльза, я полностью согласен с тобой, — сказал он. — Так тебя зовут, да? Эльза?
— О, я, я. Руссишь бизнес — гут!
— Понятное дело, что гут, у нас же бабки имеются. Ну и что ты хочешь мне сказать, Эльза?
— Руссишь президент — зер гут! Эр шпрехен зи дойч…
— Так это тоже понятно. Шпрехает, кто ж в этом сомневается? Да он же был разведчиком у вас там. Нет, лично мне наш президент нравится. Нормальный мужик.
— О, я, я…
— Ни хрена ты не понимаешь на самом деле. У нас же кто страной руководил? Сталин, с ним все понятно. Хрущев, так он ботинком по столу стучал, Брежнев… слова нормально выговорить не мог. Потом появился болтун, потом дирижер знаменитый… Слушай, я вот теперь только понял, что впервые во главе страны нормальный мужик! Цари то тоже с придурью были. Впервые! Е-моё!
Немка долго что-то лопотала на своем языке, похоже, сожалела о своем опрометчивом поступке и хотела исправиться. То есть оказаться в его номере этой ночью, но он этого не хотел. Все мысли были о черноглазой Габриэле. Пусть она сегодня не пришла, так была уважительная причина, бабушка заболела. Завтра бабушка поправится, и все будет отлично, они встретится, куда-нибудь пойдут… Все равно куда, с ней приятно будет даже просто погулять в сосновой рощице.
— Ты гут, Эльза, классная дама. Но у меня мысли о другой, понимаешь? Их либе другую фрау, медхен… Как там у вас правильно?
— О-о, Павел! Ихь либе ду…
— Точно! Другую девушку… зи… — он махнул рукой в сторону, — дас ист фантастишь фройляйн, ферштеен? Выпьем за любовь и разойдемся красиво. Ты на меня не обижаешься?
Похоже, немка все-таки обижалась на него, но выпила виски и с улыбкой удалилась. А он понимал только одно — решил эту проблему, Эльза — замечательная баба и теперь не должна винить его в вульгарном поведении. Теперь он думает только о Габриэле, об их будущем свидании и пьет за это.
Кажется, он слишком много выпил в тот вечер и не помнил, как добрался до своего номера. Все же добрался, сумел раздеться и лег спать.
И лег спать… Задумавшись, Самарин едва увернулся от столкновения с грузовиком, свернул на обочину, остановился, яростно чертыхаясь. Эдак мог бы и не доехать… к своей новой фирме. До Булыгина у него была риелторская фирма, не очень большая, но вполне прибыльная, во всяком случае, квартиру себе купил и капризную жену обеспечивал всем, что ей хотелось.
Да, это будет вторая его собственная фирма, она уже существует, правда, только на бумаге. Тот самый бронепоезд, который стоит на запасном пути, как поется в революционной песне. Игорь Нефедов занимался ее регистрацией, он же и рассказал о ней Булыгину, и тот решил подстраховаться… Не только уважаемый Петр Иванович имеет право на подстраховку!
Булыгин мучительно раздумывал, оставить ли его «на хозяйстве» или поручить это самое хозяйство своему тупому, но исполнительному брату? Рассказ Нефедова о том, что Самарин зарегистрировал свою фирму, стал весомым аргументом в пользу брата. Эх, Петр Иванович! Разве можно представить, чтобы гендиректор Самарин темнил бы в делах и перекачивал прибыль на свой счет, а договоры переводил на свою фирму? Смешно. Об этом тут же стало бы известно, а за такие дела и убить могут, а еще хуже — отвернуться от нечистоплотного бизнесмена, который «кинул» благодетеля. Как же вы купились на такую дешевку?
