Огонь и ветер (СИ) - Элли Джелли
Из груди вырвался непроизвольный протяжный стон.
В руке он нес мою сумку и во мне теплилась надежда, что он просто отдаст ее мне и уйдет.
— Хорошо на природе, да? Так тихо, спокойно, — он пытался сдержать саркастичную улыбку и поджимал губы, но у него не получилось и он прыснул от смеха.
На этот раз я посмотрела ему прямо в глаза. Не знаю зачем я это сделала, может быть хотела найти в них что-то человеческое, может хотела возвать к его совести, показать какую дичь он творит или вызвать жалость. Но глаза Огнарева были все такие же черные, горящие и демонические, без капли раскаяния.
Я сама протянула руку к сумке и, к моему удивлению, он тут же ее отпустил, хотя я предполагала, что он станет травить меня или бросит ее в грязь.
— На, — он вытащил из кармана куртки маленькую бутылку минеральной воды, — умойся.
Посмотрите, какой рыцарь! Благодаря тебе, избалованный, жестокий, смазливый мальчик, об меня сегодня вытерли ноги и размазали мое самолюбие!
Мне стало так жаль себя, что по моим грязным щекам снова потекли слезы, хотя надо было держаться и хотя бы на этот раз не реветь при нем.
— Сейчас иди прямо, — Огнарев изменился в лице и стал говорить серьезно, — смотри куда мы поедем и следуй по той же дороге. Как дойдешь до развилки, поверни налево, еще минут семь пешком и еще одна развилка налево. Поняла?
Он опустил голову очень низко, заглядывая мне прямо в глаза.
— Два раза налево, запомнила? Потом еще минут десять и увидишь дорожный знак с оленем. Стой там.
Я непонимающе хлопала глазами, продолжая плакать и немного раскачиваться на месте, убаюкивая себя.
— Я вызову тебе машину, стой под знаком. По лесу не шарахайся, на трассу не выходи, если тебя сожрут волки или убьют дальнобойщики- плакали мои денежки! Ты поняла? Связи пока нет, но ближе к дороге появится.
Мерседес посигналил и из открытого окна высунулась мартышкина физиономия.
— Хорош любезничать, Ромео!
Огнарев улыбнулся и я первый раз видела, как он делает это искренне, не ёрничая и насмехаясь.
— У тебя две недели, Катя! Хорошего вечера, будем рады видеть вас вновь.
Он галантно поклонился, потом снова ехидно оскалился, подмигнул мне, развернулся и пошел к машине. Уже через пол минуты они тронулись и скрылись в лесной тиши, а я села на землю и минут пятнадцать безостановочно рыдала, пытаясь собрать себя по кускам. Я никак не могла смириться с той болью и унижением, которые мне сегодня пришлось пережить, и если они способны заставить меня пережить такой ужас, что же со мной сделают, когда Огнарев поймет, что я не смогу отдать ему деньги…
Немного успокоившись, я умылась и попыталась оттереть испачканную одежду, но скорее всего, со стороны все равно была похожа на грязного бомжа. Озираясь по сторонам, я медленно побрела по лесной дороге, дрожа от холода. Два раза повернув на развилках налево, я шла внимательно смотря вперед, боясь пропустить дорожный знак. Почему-то я не сомневалась, что Огнарев отправит за мной такси, это не тот случай, когда они могли оставить в лесу очередную идиотку, не переживая что с ней может что-то случиться. Ему нужны деньги, значит еще две недели я буду оставаться живой. Но почему они не забрали меня отсюда точно так же, как привезли?
На улице светало и в лесу начинали щебетать птицы. Я шла на ватных ногах, и понимала, что с этого момента нужно начинать считать время. Через семь минут я вышла к дорожному знаку, около которого уже стоял серебристый автомобиль такси, через шестьдесят четыре минуты я оказалась у дверей своего общежития, через двое суток у меня будет зачет по психогенетике, а через четырнадцать дней состоится моя казнь.
Глава 4
«Дорогой дневник…
О том, что я испытала за эти два дня я не хочу говорить, только хочу чтобы ты знал, что у меня в этом мире нет никого дороже тебя и бабушки. Если ты читаешь это и со мной все в порядке, спроси меня, и я обязательно обо всем тебе расскажу. А если ты читаешь это, а меня уже нет, то знай, что одно маленькое сердце тебя очень сильно любило.
Сейчас я поняла то странное чувство ожидания надвигающейся радости, как в детстве, о котором я тебе писала в прошлый раз. Ведь тогда был последний день, когда все еще было хорошо.
В свой седьмой день рождения, я надела голубое платье в тонкую белую полоску, высокие гольфы и блестящие сандали. Бабушка заплела мне два тугих колоска и повязала их атласной лентой. Я аккуратно села на стул и принялась ждать. Я боялась шелохнуться чтобы не помять юбку или не зацепить тонкий капрон об шершавые ножки старого стула, я сидела ровная и напряженная, как статуя. Прямо передо мной, на столе, стояла трехлитровая банка вишневого компота с крупными, сочными ягодами. Я так сильно хотела этот компот, что у меня текли слюни, но я по-прежнему не двигалась и продолжала сидеть, ведь стоило мне только притронуться к банке, я бы обязательно перевернула ее на свое красивое платье. А если бы я стала пить из стакана, то наверняка устряпала бы себя каплями.
Я ждала маму.
Я отказалась от завтрака. Я отказалась от обеда. Я так ждала, что сейчас она позвонит в дверь, скажет бабушке, что не будет проходить в дом, ведь мы очень торопимся в кафе- мороженое, а я радостно побегу к ней, схвачу за шею, уткнусь в ее волосы и вдохну этот родной запах. Она всегда так приятно пахла сладкими духами.
Время шло, а звонка в дверь все не было, я прожигала эту проклятую банку компота голодным взглядом, но так и не осмеливалась его пить. Когда за окном стало вечереть и бабушка стала уговаривать меня пойти на прогулку, я мертвой хваткой вцепилась в стул и наотрез отказалась двигаться. Она обещала мне шоколадный торт, парк аттракционов, поездку в зоопарк и гелиевые шары, но я стояла на своем.
Я ждала маму.
Я смотрела как красиво отражается багровый закат в вишневой жидкости и по моему
