Путь к сердцу мужчины (СИ) - Кира Муромцева
***
Стояли мы на ковре у командира, как провинившиеся первоклассники.
Стояли втроем: я, Гоша и мужик этот, тортом измазанный.
Вот откуда мне было знать, что тренировки у них такие дурацкие. Учатся они, видите ли. А у меня, между прочим, стресс, от которого спасти сможет только теплый мужик под боком и коробка конфет.
Мужик, то есть Гоша, стоял рядом и взглядом метал в меня молнии, похлеще Зевса.
Только я тут при чем?! Я же не дурочка какая-либо, но во всех их военных премудростях ни черта не понимаю. Учения — это что, судя по фильмам?! В мишеньку постреляли, по стадиону побегали, песенки попели. Может, еще картошку заставят на кухне почистить, да только и всего. Кто ж знал то…
А дело было так: взяла я на проходной, значит, пропуск и пошла навстречу любви, раскачивая тортик в руке, в разные стороны. Иду, никого не трогаю, что с моим характером бывает крайне редко.
Вдруг, из-за угла, автобус большой стоит. Дым с него кубарем валит. Еще и рядом мужики в форме, дерутся с какими-то камуфляжными. Смотрю, торт к сердцу прижала, как самую ценность большую, и боюсь. Если уж до СОБРа боевики добрались, то всё…
А камуфляжники, явно, были боевиками, по телевизору часто говорят, о таких вот иродах, взрывающих и убивающих людей, во имя какой-то своей высокой цели. Цель я, зачастую, мимо ушей пропускала, о чем пожалела сейчас.
Наших бьют, я же истуканом стою. Не дело то, ведь.
Туфли скинула, ибо каблуки сильно уж тормозили, как тут, из окна дымящего автобуса, выскочила знакомая фигура. И вроде все одинаковые, но сердце своё не обманешь.
Птицей раненной в груди забилось, пульс участился и гордость такая взяла. Мой герой, мой рыцарь в сияющих латах.
Омрачало картину одно: один из камуфляжников явно решил покуситься на моё сокровище. С пистолетом на перевес подошел сзади, намереваясь выстрелить.
Этого я позволить никак не могла, поэтому, сняв, со своего кондитерского шедевра, крышку, на носочках подкралась к боевику, и как влепила ему по голове…тортом!
— Ты на х*ена ей вообще пропуск выписал? — заорал Гоша, прерывая мои воспоминания.
— Серов, не ори, — поморщился товарищ Завьялов. — Валентина Сергеевна, была вчера очень убедительна.
«Значит-с, Серов» — сделала мысленно пометку в голове. — «А что? Звучит! Серова Валентина Сергеевна!»
— Валентина Сергеевна, Вы зачем влезли? Бойца нашего обидели? — обратился ко мне командир.
— Защищала, — потупила глаза и виновато вздохнула. — Думала, убить его хочет.
— Меня? — удивился Гоша, вскинув брови.
— Его? — в унисон воскликнули Завьялов и замазанный.
Отвечать не хотела, только еще тяжелее вздохнула и голову покаянно опустила.
Сглупила, — признаю. Еще и торт испортила, который для Гоши пекла. Хоть убей, но вот не верилось мне, что он сладкое не любит.
Как это мужик может сладкое не любить?! Да даже Петенька три ложки сахара в чай клал и медом закусывал. А Петенька, для образца мужского идеала, слабенький.
— Ой, насмешили, Валентина, — да, да! Они все это время нагло ржали надо мной.
Точнее, ржал Завьялов и замазанный, а Гоша почему-то еще сильнее посерел, оправдывая свою фамилию.
— Георгий, проводи своего телохранителя на КПП. Боюсь, что сама она еще куда-то влез….влипнет!
— Но… — я, как всеми известная Баба-Яга, была против, но мои возражения явно не принимались.
Меня взяли за плечи, развернули лицом к двери и, совсем уж неласково, подтолкнули вперед. Ну и чего, спрашивается, злится?! Не кислотой я этого замазанного, ведь, облила!
Гоша вытолкнул меня за дверь, аккуратно обошел и двинулся, как танк, вперед, сжимая губы в тонкую линию.
— Георгий, на этот раз я Вас спасла, — попыталась его догнать, на ходу обувая босоножки.
— Молчите, — оборвал он меня, выставив ладонь в аналогичном жесте.
— Право слово, я не понимаю Вашей злости, — я ускорила шаг и преградила Георгию путь. — Я просто хотела поужинать, а Вы бегаете от меня, как черт от ладана. Я страшная?
— Нет, но… — опешил Гоша, пытаясь сказать что-то еще, но я его перебила.
— Ты все-таки женат? — перескочила я на «ты», не видя больше смысла выкать.
— Нет! — воскликнул Серов. — Ты дашь мне сказать или…
— Ты гей? — изогнула я бровь и скрестила руки на груди.
— Боже упаси, — нет!
— Тогда я не вижу никаких причин, чтобы нам не быть вместе! — пожала я плечами, приведя поистине железобетонный аргумент.
— Что? — опешил он, совсем позабыв и о своей злости, и о том, что, еще секунду назад, так же плавно перешел на «ты».
— Что? — фыркнула я. — Или ты думаешь я ритуальные танцы тут просто так устраиваю?
— Я ничего не думаю! Слушай, Валентина, между мной и тобой, никогда и ничего не будет, — это раз! Ты мне не нравишься, — это два! И прекрати изображать из себя маньяка, тебе это, как девушке, чести не делает, — это три!
— Все сказал? — с полнейшим хладнокровием в голосе, спросила я. — Никогда не говори — никогда, — это раз! Я не отступлю, — это два!
— А три? — усмехнулся ядовито Серов.
— А три, — я еще не придумала, — выпалила я, и, пока он не успел ничего сказать, быстрым шагом направилась к выходу, не заботясь о том, идет он следом или нет.
— Ушла? — спросил на том конце мобильного телефона Завьялов.
— Ушла, — рыкнул недовольно Гоша. — М-да, с такими друзьями и врагов не надо.
— Да ладно тебе, — хохотнул Артем Михайлович. — Девочка — зажигалка! А какие торты печет-ммм…
— Это не девочка, это мой ночной кошмар в цветастом сарафане.
— Увы, Серов, ничего не поделаешь. Путь к семейному благополучию тернист и требует много усилий, для перевоспитания некоторых взбалмошных барышень. Скоро привыкнешь.
— И ты туда же? — заскрипел зубами брюнет.
— Молчу-молчу, — командир даже изобразил закрывающий, воображаемой змейкой, рот, но Георгий этого, к сожалению, не увидел.
Да и думал он уже совсем о другом: как избавиться от настырной девицы раз и навсегда?!
Ну не нравилась она ему! Не нра-ви-лась!!!
Глава пятая
Когда я нервничала — начинала печь. Печь очень много, чтобы хоть как-то занять руки и мысли, передать все свои обиды и горечи тесту.
Тесто поймет и примет, хоть это и плохая для него энергетика. По крайней мере, мне оно помогало лучше всех психологов мира, еще и денег не просило.
А то, если я, вот сейчас, не испеку хоть что-то — взорвусь от праведного гнева!
Ишь ты! Не нравлюсь я ему! Чести мне моя настырность не делает! Он, можно сказать, счастье свое из рук выпускает и пинок ему
