( Не) верный муж (СИ) - Рымарь Диана

Там тоже тишина. Или это так кажется из-за толстенной стальной двери, что я установил в тещиной квартире?

Отпираю дверь, захожу в крошечную прихожую.

Слышу, как в ванной течет вода.

Мария в душе? Что ж, я подожду.

Иду прямиком в гостиную, вскользь отмечаю, что идеально прибранная комнатушка изменилась — тут и там разбросаны игрушки Лианы. На диване важно восседает ее белый плюшевый мишка.

Бездумно поглаживаю мягкую шерсть игрушки. Усаживаюсь на диван и готовлюсь ждать.

Прокручиваю в голове все то, что собираюсь сказать Марии. Однако перед глазами моментально возникает картина того, как моя жена голая стоит под душем.

Мысли идут в совершенно другом направлении.

Представляю жену под струями воды и невольно чувствую прилив возбуждения. Она ведь у меня без одежды просто обалденная, все в ней точеное, упругое, даже грудь — и та до сих пор торчком, несмотря на то что она родила мне двух детей.

Обожаю ее грудь, плоский живот и особенно то, что она прячет между ног. Там все медовое, я проверял лично и многократно.

Минуты через три шум воды смолкает. Чуть позже открывается дверь, и Мария показывается в дверях гостиной в одном полотенце, обмотанном вокруг груди. Ее мокрые волосы лежат на плечах.

Жадно пожираю взглядом ее ноги, такие же стройные, как были у нее в восемнадцать. Поднимаю глаза выше и вдруг натыкаюсь на испуганный взгляд.

Ну е-мое, такое ощущение, что не мужа увидела, а какого-то взломщика. Чего так испугалась?

— Айк! — визжит она. — Как ты тут очутился?

Молча показываю ей связку ключей с круглым брелоком.

— Ты забыла дома, — говорю хрипло.

Ее страх мгновенно сменяется недовольством. Она хмурится и шипит:

— Что ты тут делаешь? Я тебя не приглашала…

Мои брови взлетают.

— Ты вправду думала, я не приеду? Так плохо меня знаешь?

Мария молчит, закусывает губу.

Несколько секунд буравлю ее тяжелым взглядом.

Внутри все кипит от желания подскочить к ней, сорвать полотенце и заняться с женой тем, для чего бог вообще создал женщину.

Титаническим усилием сдерживаюсь, говорю нарочито спокойно:

— В общем так, сейчас внимательно меня слушай и не перебивай. Про посыл в жопу мы поговорим потом. Сейчас о главном. Твой демарш с отъездом к матери я оценил. Но если ты думаешь, что я позволю тебе здесь остаться еще хотя бы на день, то ты заблуждаешься. Мы соберем вещи и вместе поедем домой. И ты поклянешься, что больше никогда вот так без причины от меня не уедешь. Будет как я сказал и никак иначе. Ты все поняла, Мария?

Закончив речь, выразительно на нее смотрю.

Марию, кажется, проняло, потому что ее глаза расширяются, становятся как у куклы.

Однако она отвечает совсем не то, что я хотел услышать:

— Серьезно, Айк? Ты считаешь, что у меня не было причины уехать из дома?

— Ни малейшей, — качаю головой.

И тут она срывается на крик:

— Я видела, как она стояла перед тобой на коленях! Она уже даже губы в трубочку сложила, готовилась тебя ублажать. А ты ремень расстегивал! Ты думаешь, я слепая? Или такая дура, что не в состоянии сообразить, что бы там произошло, зайди я хоть на пару минут позже? Да я видеть тебя после этого не могу!

Я подскакиваю с места, нависаю над ней, чеканю зло:

— Ты правда готова разругаться со мной вдрызг просто потому, что кто-то постоял передо мной на коленях? Ну бред же!

Она отшатывается от меня, смотрит обиженным донельзя взглядом и снова кричит:

— Как ты не понимаешь? Ты меня этим убил, Айк! Мне в жизни не было так больно, как в тот момент… Даже когда я рожала тебе детей!

На последнем слове ее голос срывается, из горла доносится громкий всхлип. А потом начинается то, что я ненавижу больше всего. Ее нос и щеки краснеют, глаза влажнеют, по щекам начинают катиться соленые капли.

Ее слезы бьют по нервам не хуже свалившейся на голову бетонной плиты.

Не могу их терпеть!

Ни ее слезы, ни слезы Лианы.

Как только их вижу, мгновенно чувствую себя последним подонком. При этом неважно, что я сделал или не сделал. Виноват или нет? Все равно коробит, и вот я уже готов на что угодно, лишь бы это прекратить.

— Так, стоп, — выставляю вперед ладонь. — Немедленно прекрати рыдать!

Но куда там, Мария и не думает успокаиваться.

Она зажимает рот ладонью, но даже так всхлипы все равно прорываются.

Не знаю, что сделать или сказать, чувствую себя последним ослом.

— Маша… — оторопело на нее смотрю.

— Не называй меня так! — выкрикивает она с новым всхлипом.

Ну еще бы, ей такое обращение сейчас против шерсти. Обычно я зову ее Машей только во время секса.

— Пожалуйста, успокойся, — прошу сдавленным голосом.

Чувствую, что начинают потеть ладони, а сердце стучит как оглашенное.

— Уходи… — шепчет она, отворачивая лицо.

А как я могу сейчас уйти? Я не могу.

Тянусь к ней, хочу обнять, но она отпрыгивает в сторону.

Все-таки хорошо, что квартира у тещи маленькая — Марии некуда от меня деться. Тут же настигаю ее, сгребаю в объятья, несмотря на сопротивление.

— У меня с Верой ничего не было, — рычу ей в макушку. — И не будет!

— Все твои задержки на работе! Все твои командировки… Сколько раз ты мне изменил? Сколько, Айк? — стонет она, глотая слезы.

Только сейчас я наконец понимаю причину ее обиды. Что она там себе надумала? Сколько любовниц мне приписала? Сама придумала, сама обиделась — как это по-женски.

— Никого у меня не было, — хриплю на выдохе. — Только ты, всегда только ты одна. Мне больше никто не нужен.

— Ненавижу! — шипит она, стуча кулаком мне в грудь.

Позволяю ей это, потом сильнее к себе прижимаю и говорю на ухо:

— Люблю! Машенька моя драгоценная, только тебя люблю…

Она дергается в моих руках, пытается отпихнуть, но я не позволяю ей этого. Лишь крепче к себе прижимаю, целую ее макушку.

Постепенно ее сопротивление слабеет, всхлипы сходят на нет, она больше не дергается, не пытается от меня отстраниться.

Пора.

Целую ее в висок, в щеку, а потом решительным движением сдираю с нее полотенце.

Мария пытается его удержать, просит:

— Айк, не надо!

— Надо, — говорю твердо.

Еще как надо. Мне так уж точно.

Отшвыриваю полотенце подальше и целую Марию в губы, точнее вбираю их в себя. Обожаю ее нежный рот, сколько бы ни ласкал его, мне всегда мало.

Наш поцелуй как никогда сладок, он мгновенно меня заводит.

Мария поначалу упирает ладони мне в грудь, но я продолжаю натиск, прижимаю ее к стене, тараню ее губы своими.

И вот она уже впускает мой язык в рот, обвивает шею руками.

Наступает мое блаженное время.

Заниматься любовью с Марией — самое приятное, что вообще есть в этом мире.

Мария

Я не поняла, как это произошло.

Вот мы ругаемся с Айком в гостиной, кричим, меня всю трясет от обиды и злости. Секунда — и кадр сменяется: он уже рядом, сжимает меня своими ручищами. А потом я слышу признания в любви, которых мне так хотелось, клятвы в верности. И я уже у него на руках. Пара секунд — и мы в спальне.

Айк, прямо как солдат, разделся в считанные мгновения, а потом сразу на меня набросился.

Я и мяукнуть не успела, как он мной овладел.

Это было так ярко, так невыразимо приятно, что мне хотелось кричать, и я кричала, обнимала его, прижималась. Отдавалась ему, как в последний раз.

Но вот все закончилось.

Я остаюсь на кровати, прячу наготу под белым одеялом, а Айк почти сразу встает, принимается одеваться.

Отмечаю, как с каждой секундой все больше меняется его лицо.

Еще недавно он был моим прежним Айком, страстным и любящим, а теперь снова серьезный, чужой.

Муж уже успел натянуть брюки. Теперь как ни в чем не бывало застегивает белую рубашку, поправляет запонки на манжетах.

Он невозмутим, будто и не было у нас тех волшебных минут близости.

Подмечаю, нахмурив брови: