Горький вкус предательства (СИ) - Янова Екатерина

Эвелина продолжает орать, а мне вдруг становится совершенно безразлично. Я так устала, что у меня просто нет сил.

Вскоре Артём отводит меня наверх и запирает в одной из спален. Ну вот, я снова в клетке, снова в опасности и надеяться мне не на кого.

Я просто ложусь на кровать, сворачиваюсь клубочком, обнимаю живот руками, и, глотая слёзы, начинаю тихонько разговаривать со своим единственным близким, пока ещё не родившимся человечком.

Глава 5.

Никита.

– Ник! Ник! – в сознание врывается голос друга. – Вставай, мать твою! – начинает терять терпение Игнат. – Я тебя сейчас снегом натру, засранец!

– Отвали, брат. Я хочу спать, – еле ворочаю языком.

Отстаньте от меня все. Я хочу уйти в коматоз, чтобы не думать, не чувствовать, не вспоминать.

Девочка-солнце. Предательница! Эти её глаза зелёные, эти губы, руки… Лгунья!

Но пятёрка тебе, Алиса, за актёрское мастерство. Вчера я почти поверил. Какой-то вид у неё и правда жалкий был. И эти отметины на руках… Гримм? Скорее всего. Кино было зачётным, я оценил.

Интересно только, какова была цель? Очередное задание от Эвелины?

А раз уж не получилось, значит, будут и другие попытки втереться ко мне в доверие. Моей мачехе ведь грозит теперь большой срок, наверняка это она заставила Алису что-то выведать.

Пошли в зад! Доверчивый Никита сдох в неволе!

Внутри опять сдавливает. Как будто сердце кто-то изо всех сил сжимает кулаком. Уже бы вырвали его на хрен, было бы значительно легче.

Конечно, хотелось вчера её не отпускать, сжать стройную шейку, придушить слегка и спросить: “За что ты так, Алиса? Как могла перечеркнуть всё, что было? Или грязно и безжалостно растоптать меня было твоей изначальной целью? Тогда браво твоей игре! Аплодирую стоя!”

Нет! Не хочу ничего спрашивать! Пусть катится к своему женишку-богатею. Пусть облизывает его, а я… Ты же сама пожелала мне счастья с другой, Алиса. Я чётко следую твоим напутствиям. Счастьем, правда, тут и не пахнет. Скорее, гнилью, продажностью и похотью.

Зачем только было устраивать спектакль? К чему были эти слёзы, эти глаза больные, взгляды?

На меня вдруг обрушивается что-то мерзкое, ледяное, мокрое. Чёрт! Обжигает лицо, шею, грудь.

– А-а-а! Мля… Игнат! Козлина ты! – отшвыриваю от себя куски снега.

– Тихо, не ори, – шикает на меня друг, широко улыбаясь. – Алиску разбудишь. Глянь, как сладко спит, – кивает на светлые волосы, разбросанные по соседней подушке. – Умотал девчонку после возвращения, засранец!

Смотрю на него, как на дебила.

А рядом начинает копошиться моя ночная гостья. Я её вчера в баре подцепил после того, как убежала эта предательница. Я потом заливал всё, что всколыхнулось, в итоге вот, нашёл какой-то дешёвый суррогат, слегка похожий на мою занозу.

Она откидывает одеяло, поднимает лохматую голову.

– И чего вы орёте так, а? Лучше бы водички принесли, – хрипит прокуренным голосом.

– Ник, это что за шмара? – замирает поражённо друг.

– А хрен её знает. Не помню, – отмахиваюсь, встаю с кровати, пытаюсь найти свои трусы.

– Э, за шмару ответишь! – возмущается девица. – Меня Олеся зовут.

– О, слышал? Олеся. Алисы вчера мне не попалось.

Кое-как натягиваю за задницу бельё, понимаю, что меня ещё штырит после вчерашнего. Выпрямляюсь и… сталкиваюсь с бешеным взглядом друга, тут же в мою челюсть врезается его кулак, раз, второй, третий.

Перед глазами звезды. Отъезжаю.

О, а вот и коматоз, спасибо, друг! Очень вовремя!

***

Открываю глаза, всё плывёт, считаю чёрные точки.

– Никита, вставай! – рявкает Игнат. – Или я тебе сейчас ещё втащу.

– А ты что, на турнире своём кулаками не намахался? – усмехаюсь разбитыми губами.

Игнат, насколько я понимаю, только что вернулся. В день, когда меня отпустили, он прямо перед поездом заскочил меня обнять. На турнир уезжал по рукопашке. Он у нас спортсмен. Я раньше тоже был, пока травму не словил. Сошёл с дистанции, а вот братан дальше прёт.

Кое-как поднимаюсь, двигаю ноющей челюстью, вытираю кровь из-под носа.

– Бля-я-я, – хнычу наигранно. – Вот только после тюряги фингалы сошли. Ну на хера ты мне опять фейс испортил?

– А тебя только твой фейс волнует? – рычит друг.

– Меня вообще ничего больше не волнует. Я теперь тупой богатый мажор, прикинь, – падаю на кровать, закидываю руки за голову. – Могу тупо просаживать папкины бабки до конца жизни.

– Ну супер, чо! – пинает раздражённо кроссовком ножку кровати. – То есть мы тебя вытащили с таким трудом для этого, да?

– Меня вытащили не вы, а бабки и связи моего сокамерника.

– Да ладно? – вытягивается лицо Игната. – Отлично. То есть, я так понимаю, Алиска уже пошла лесом, теперь моя очередь? – раздражённо дёргает головой.

– Ну почему, к тебе претензий вообще никаких, а вот про Алиску, – выплёвываю её имя, – прошу при мне вообще не вспоминать!

– Вы поругались?

– Нет, зачем так низко опускаться. У нас теперь исключительно высокие сестринско-братские отношения – мы люто ненавидим друг друга.

– Короче, задолбал! – опять пинает кровать так, что меня подкидывает. – Встань, мля, выключи этого заносчивого тупого ублюдка и объясни нормально, что случилось! – рявкает мне в лицо.

– Ой, Игнасио, со мной столько всего случилось, что если я сейчас выключу тупого ублюдка, то просто вздёрнусь! – закрываю предплечьем глаза.

– Где сейчас Алиса? – не отстаёт этот мудень.

– Да что ты пристал со своей Алисой! – психую, откидывая подушку. – Где-где? Не знаю, свадебное платье выбирает или причёску. А может, ногти пилит. Откуда мне знать, чем занимаются невесты топовых бизнесменов! – презрительно кривится моё лицо.

– Ник, ты в своём уме, какое платье, какая причёска? Она тебя ждала, идиота! Она столько за тебя…

– Тихо! – рявкаю я.

Потому что чувствую, сейчас меня бомбанёт так, что внутри опять будет взрыв. Я только-только кое-как собрал рваные края воронки от прошлого.

– Ты просто не понимаешь…

– Это ты не понимаешь. Она от меня отказалась. Сама. Понимаешь? Сама! Так что…, – развожу руками, голос обнажённо предательски дрожит. – Вот так! Прошла любовь, когда на кону встали бабки. А у меня теперь в меню никаких Алис, только Оли, Олеси, Али, Мани…, а пофиг, короче.

– Ник, этого не может быть, – присаживается на корточки Игнат. – Тебе наплели что-то не то.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​– Да. Мне наплели, – киваю. – До хрена чего наплели. Очернили бедную девочку. Короче! – вскакиваю, хватаю друга за грудки, впечатываю в стену. – Ещё раз произнесёшь при мне имя этой… сучки, я тебя перестану считать своим другом! Ясно?

– Нет, не ясно! – отталкивает меня Игнат. – И раз не хочешь объяснить нормально ты, придётся спросить у Алисы!

– Пойди, пойди! А может, ты теперь тоже в очереди? Она же тебе нравилась! – прищуриваюсь ревниво.

– Ты конченный, короче! Может, тебе последние мозги отбили, я не знаю, но пока ты несёшь всякий бред, я это слушать не буду. Адьёс!

Игнат уходит, а мы остаёмся вдвоём с моей сукой-тоской. Привет, родная. Иди обниму, ты у меня самая верная оказалась!

Игнат.

Выскакиваю из комнаты Ника, лечу к выходу. В доме бардак, бутылки валяются, тряпки какие-то. Понятно, братишка пошёл вразнос. Сорвало ему все планки, теперь пока не упьётся и не убьётся, не остановится. Знаю я его слишком хорошо, упёртый баран. Если вбил что-то в свою башку, уговаривать бесполезно. Поэтому даже не трачу на это время.

Знаю, когда он включает на полную катушку пофигизм и роль беспечного урода, значит, внутри у него фарш, и так он прячет от всех побитое нутро, но со мной ведь можно не выделываться, а он как будто забыл об этом. Сейчас что-то доказывать ему я не хочу. Есть проблемы более важные.

Алиса не отвечает, телефон у неё вне зоны доступа, а это очень плохой признак. Лика тоже не знает, где она, да и по тону похоже, что помощи оттуда ждать не стоит. Лика та ещё сучка, не удивлюсь, если к этому беспределу она имеет непосредственное отношение. Предупреждал я Алису, только она отмахнулась. Доверчивая дурочка. Где она теперь?