Елена Вернер - Черный клевер

– Тебе больше заняться нечем? – развела руками Лора. Вместо ответа он протянул ей большого красного петушка на палочке:

– Он вкусный. Самые вкусные в городе петушки продаются в Парке Победы, возле танков. Это чтоб ты знала. Я купил, пока ты ждала своего пассажира, того пузанчика.

Астанина взяла леденец. Демонстративно выбросить его в урну, как она хотела еще секунду назад, у нее не поднялась рука: солнце играло в стеклянно-красной сахарной толще так празднично и задорно, как в детстве. Она покрутила палочку, и петушок флюгером завертелся вокруг своей оси.

– Зачем ты меня преследуешь?

Парень потер лоб двумя пальцами и помедлил, прежде чем ответить:

– Я хочу тебе помочь. И могу.

– Помочь? Очень смешно, – сардонически фыркнула Лора. – Тебе денег надо? За поцарапанный байк?

– Да не надо мне никаких денег! – рассердился парень. – Говорю же, хочу помочь. Сколько можно долбить одно по одному!

– И в чем же мне надо помогать?

– Если бы я знал… – Он вздохнул. Сейчас он выглядел таким растерянным, и Лора его даже пожалела. Всего на мгновение. Он показался ей до неловкости молодым, юным, порывистым и каким-то тонким. Легким. Узкая фигура, затянутая в черную кожу куртки, мускулистые ноги в песочного цвета вельветовых брюках, особенно плотно сидящих в том месте чуть выше колена, где под тканью угадывалась медицинская повязка, а руки с длинными пальцами, совсем небольшие и сноровистые, такие, наверное, бывают у отличных воров-карманников. Рядом с ним Лора показалась себе слишком массивной и нелепой и едва сдержалась, чтобы не поежиться. Парень вздохнул еще раз и предложил:

– Может быть, погуляем по городу? Смотри, какой день. Праздник же! Посидим в кафе… Наедимся пирожных. Взбитые сливки с клубникой. Корзиночки с мармеладной начинкой и масляным кремом, а? Любишь пирожные?

– Нет.

– Врушка. Все любят пирожные. Ну да ладно, будем пить пиво и есть кольца кальмаров.

– Я не хожу по свиданиям. Так ты мне уж точно не поможешь! Ни в чем, – отрезала Лора почти свирепо.

Сева задумчиво взглянул в чистое небо и произнес:

– Откуда тебе знать.

Она знала. Отношения с мужчинами для нее под запретом. Собственно, после мужа у нее никого не было, и Лора давно решила, что так должно оставаться и впредь.

– Ты заявляешься невесть откуда и намекаешь, что лучше меня разбираешься в моей жизни? – сощурилась она недобро. – А при этом не понимаешь ровным счетом ничегошеньки.

– Ты удивишься, как много… – начал Сева, но Лора перебила его:

– Что, начитался каких-то документов, мое досье? У тебя есть знакомые в паспортном столе? Или в полиции?

– Из точных данных я знаю только твое имя, год рождения, номер водительского удостоверения и машины. На этом все. Но, – продолжил он, и брови его многозначительно приподнялись, – я могу сказать много про тебя, просто так, навскидку. То, что я в тебе вижу. Хочешь?

Лора не была уверена, что хочет. Но промолчала.

– Ты недолюбливаешь стражей порядка. Ты слишком часто упоминаешь их для человека, который о них вообще не думает. Но при этом ты довольно осторожна, стремишься не попасть в их поле зрения. Значит, ты либо наркокурьер, либо проблемы с законом были в прошлом. Что занятно, – хмыкнул Сева. – Тени и пятна делают биографию выразительнее. Далее! Очень неприятные воспоминания связаны у тебя с кровью, это я уже говорил. Мужчин ты опасаешься, вероятно, в прошлом тебя сильно обидели. Но не испытываешь к ним пиетета, они для тебя обычны, тебе понятен ход их мыслей, так что кажется, что ты росла с братьями или братом. И вообще жизненный опыт у тебя обширный, хотя и безрадостный. Ты почти не можешь видеть детей, от того покусанного доберманом мальчонки в Склифе, которого притащила старшая сестра, ты шарахнулась в другой конец коридора, к окну с пальмой или с фикусом, я не разбираюсь в ботанике, да там и отсиживалась. Но это не потому, что ты ненавидишь детей, а потому, что по кому-то из них тоскуешь настолько нестерпимо, что любого маленького человечка тебе видеть больно. Возможно, бывший муж отсудил у тебя ребенка.

– Достаточно, – прервала его Лора. Ладони ее взмокли, а сердце тяжко и горячо билось в ребра, мешая легким разворачиваться от вдоха. – Давай-ка лучше я расскажу про тебя!

Ей хотелось его уязвить, и побольнее. Сева производил впечатление баловня, человека, который привык к благосклонности окружающего мира, потому что умел сам возбудить эту благосклонность к себе. Так бывает с любимыми детьми, с одаренными и обаятельными личностями, которые не сталкивались с большой утратой, нищетой или болезнью, то есть со всем тем, что есть в мире несправедливого и жестокого. Приветливый, вежливый с незнакомцами, он очень быстро сокращал дистанцию во время общения, но фамильярностью это не казалось, потому что порывистость его не вызывала отторжения, поскольку была абсолютно искренна. По крайней мере, так казалось.

Но Астанина была слишком испугана и сердита, чтобы по достоинству оценить эти качества. Она принялась рубить, не выбирая выражений, с наслаждением предвкушая, как вытянется приятное лицо Севы, когда она закончит:

– Ты любимчик родителей. Весьма состоятельных. Или первенец, или единственный ребенок в семье, с детства не знал ни в чем отказа. Золотой щенок. Пижон, ты любишь хорошие вещи и не задумываешься, сколько они стоят, потому что не знаешь цену деньгам – сперва тебе все давали родители, потом они дали тебе образование, и ты стал зашибать монету сам, не зная ни о МРОТах, ни о потребительских корзинах, ни о размере пенсий и пособий. Что это для тебя? Пустой звук! Таким глупостям нет места в твоей лощеной жизни. Профессия? Явно непыльная, ты не работаешь в офисе и не знаешь, что такое просиживать штаны, с девяти до шести таращась в перегородку. И вообще складывается впечатление, что ты бездельник. Может, журналист или какой-нибудь свободный художник, фотограф, это нынче модно, все подались в фотографы. Ты то, что называют модным словом «фрилансер», угадала? Ты любишь мотоциклы, чтобы казаться круче, а на сурового байкера не похож. Даже твои татуировки – это скорее понты, чем осознанный выбор. Мне продолжать?

Она ждала, что Сева… Обидится? Или станет насмешничать, обороняясь. Но Сева стоял к ней вполоборота, и его тонкие губы чуть вздрогнули от улыбки, а глаза стали мягкими, кроткими и полными неясного света, когда он взглянул Лоре в лицо.

– Лора-Лора… Нам определенно стоит пообщаться еще. Ты интересна, я чертовски интересен, помнишь, как в том фильме с Мироновым… «Обыкновенное чудо», что ли?