Наши хрупкие надежды (СИ) - Бланш Мэри

Не думаю, что должна после этого поступка обнять его и сказать, какой он молодец. Кто знает, может, у него еще полно этих дорожек.

Адам хочет сползти на пол, но я удерживаю и веду на диван, где уже прибрала, а свежий воздух с улицы постепенно убивает ужасную вонь. Убрав швабру и помыв окончательно пол, делаю зеленый чай, и заглядываю в комнату, где Чарльз уже спит.

— Мальчик спит. Думаю, тебе уже лучше.

Собираюсь уйти, но у Адама, кажется, фетиш останавливать, хватая за руку. Он сидит на диване, так как силы окончательно исчезли, чтобы встать.

— Спасибо, Мишель. Ты…ты можешь остаться?!

Скидываю руку и не собираюсь продолжать этот диалог.

— Не нужно меня трогать, — стараюсь шепотом говорить я.

— Прошу.

— Я давно должна была лечь спать. Завтра я выступаю… и вообще мне страшно находится здесь.

Запрокидываю голову, чтобы сдержать слезы. Поднимаю глаза вверх, дабы не заплакать.

— Прости, что напугал.

— Ты напугал сына в первую очередь. Ты не видел его, когда он испуганно плакал в углу в подъезде.

Я вздыхаю, и Адам виновато опускает голову.

— Я знаю, мне ужасно стыдно, и я ненавижу себя за это.

— Знаешь, сколько раз я это слышала в своей жизни? И от каких людей и где эти люди сейчас? Могу довести до центрального кладбища! — уже чуть громче говорю я, облизав губы.

Попытавшись успокоить дыхание, я направляюсь к двери, перед этим сказав:

— Не нужно думать обо мне, Адам. Мы друг другу никто. Подумай о сыне. Не создавай ему детство, которое было у меня.

Добравшись до своей комнатушки, я захлопываю дверь и, прислонившись спиной, спускаюсь на пол, где реву от безысходности, от любви и ненависти к этому человеку… возможно, я тут и засну. Без сил, заплаканная, уставшая Мишель. Приятно познакомиться.

6 ГЛАВА

МИШЕЛЬ

Когда мои руки касаются скрипки — я становлюсь счастливой. Когда этот инструмент показывает свою красоту — я становлюсь счастливой.

Я сижу в первом ряду, напротив дирижера, за мной мой класс, и мы доигрываем наше выступление. Не хочу, чтобы это заканчивалась. Целое утро я репетировала, хоть и знала произведение наизусть, но что меня сделает счастливее, если не музыка?

Я слышу аплодисменты зала и открываю глаза. Они были закрыты почти все выступление.

В зале родители учеников, учителя и лица из музыкальных учреждений, которые могут дать шанс каждому из ребят вступить в их ряды.

Наше выступление было последним, после чего мы спускаемся вниз к зрителям, где мне неожиданно дарят букет разноцветных хризантем.

— Ты молодец! — говорит Николь. — Отпразднуем, как обычно, в баре!

Я киваю и иду фотографироваться с учениками и их родителями. Уж такая традиция. На самом деле я не против. Родители засыпают меня комплиментами, отчего я краснею, но явно понимаю, что дети меня любят.

Наконец ко мне бежит в оливковом платье Фиби, а следом и Адам. Я видела, что они пришли вместе. Но как он узнал, что я выступаю? Хотя вчера я вроде проболталась.

Фиби крепко меня обнимает и целует в щеки.

— Я и не думала, что мне может понравится такая музыка. Но ты как обычно идеальна!

— Да, ты была великолепна, — соглашается Адам и вручает мне букет нежно розовых пионов.

Откуда он знает, что это мои любимые цветы? Если только Фиби не сказала. Я тихо благодарю его и поглядываю на подругу, которая, улыбаясь, покусывает губу и смотрит на меня в ответ. Впрочем, нет разницы, откуда он узнал, все равно эти цветы пойдут в мусор. Мне от него ничего не нужно.

Забрав букет, я поправляю пучок и складки на зеленом классическом платье.

— Мы собираемся с коллегами отметить концерт в баре, не хочешь присоединиться? — спрашиваю я Фиби, пытаясь игнорировать присутствие Адама.

Подруга смотрит на часы.

— Ну, сейчас только шесть. Клиент у меня в девять, так что я в деле.

Попросив подождать меня, я иду за кулисы, где кидаю на стол цветы и запихиваю инструмент в чехол. Теперь ничего не грозит мне, забрать инструмент к себе домой. Но заберу я его завтра, ибо не хочется тащить его в бар.

— Можно? — слышу голос за спиной и понимаю, кому он принадлежит.

Я встаю и смотрюсь в зеркало, освобождая темно-рыжий хвост из пучка.

— Нет, — строго отвечаю я.

Но Адам, как я и думала, не слушается.

— Я все выкинул. Больше ничего нет, Мишель. Обещаю, что и не будет. Чарльзу сказал, что плохо себя чувствовал и извинился, что напугал.

Перевожу взгляд на него.

— Не нужно оправдываться. И забери букет. Я не люблю пионы, — швыряю букет в его грудь.

Адам сжимает губы и, положив цветы обратно на стол, подходит ближе ко мне.

— Я очень сильно тебя разочаровал. А вчера так напугал сына. Позволь показать настоящего Адама, которого ты знаешь.

— Но я не знаю настоящего Адама, — шепчу, смотря ему в глаза.

Только в мелодрамах он посмотрел на нее, она на него — и все, они любят друг друга самой чистой любовью. Такого не бывает в реальной жизни.

— Завтра в Макдональдсе. В семь вечера.

Я издаю смешок.

— Что?

— Я бы мог пригласить тебя в более приличное место, но Чарльз требует уже какой день бургер, а я ему обещал.

Внутри все сжимается, и я машу руками.

— Стоп! Постой, Чарльз тоже будет присутствовать на этом…. свидании? — спрашиваю я и вздрагиваю от последнего слова.

Адам нежно касается моей щеки.

— Ты же хочешь узнать настоящего меня, а без сына это невозможно.

Я опускаю глаза вниз и чуть улыбаюсь. Мне важно, чтобы мужчина был примером для своего ребенка, а когда он отец-одиночка, так это еще важнее.

— Ты согласна?

Я поднимаю голову и долго молчу.

— Обещаю, что то, что было вчера, не повторится.

— Но ты ведь знаешь, что эти слова не помогут. Тебе нужно лечение. Люди, которые действительно смогут помочь.

Адам кивает, и я вздыхаю.

— Но я согласна пойти на свидание в Макдональдс, — улыбаюсь я.

На самом деле это куда лучше, чем идти в фешенебельные заведения, где, открыв меню, не знаешь, что это за блюдо, но делаешь вид, что все понимаешь, чтобы не казаться тупенькой.

Адам улыбается широкой улыбкой, и его карие глаза блестят от радости. Он проводит рукой по волосам и собирается поцеловать меня в губы, но остановившись, касается губами щеки.

АДАМ

Доезжаю до школы и, выключив мотор, откидываюсь на спинку сиденья.

Чарльз играет в детской футбольной команде, занятия заканчиваются ближе к восьми.

Улица полна машин таких же как я, родителей, которые пришли за своими детьми. Вдали виднеется ярмарка тыкв, ведь в конце следующей недели уже Хэллоуин. Луч закатного солнца бьет в лобовое стекло машины и одновременно смешивается с осенними листьями на асфальте.

Вчера был самый ужасный день в моей жизни, не считая дня, когда я узнал о смерти Санни. Я напугал ребенка. Что было бы, если бы Мишель не услышала или не была дома в тот момент? Мне стыдно перед Чарльзом, перед Мишель. Я с отвращением отношусь к себе. Сегодня утром я пообещал, что вся эта хрень должна окончательно закончится, ибо меня ждет такое же будущее, как у Патрика.

Мишель избегает таких людей, да и любой бы избегал, хоть и есть те, кто может поддержать таких или подсаживаются сами, чтобы понять. Но Мишель не из тех. Она не хочет в этом участвовать, даже как-либо помогать. Может, все это ужасно, но ее грубые слова только поддерживают меня. Это вроде жесткой поддержки. Другая сторона. Вроде думаешь, что ни на что не способен, но в итоге хочешь показать обратное.

Завтра я покажу настоящего себя. Каким я был раньше: трудолюбивым, любящим отцом и серьезным человеком.

Выхожу из машины, когда толпа детей появляется на улице. Чарльз с рюкзаком на спине и в спортивной форме бежит ко мне, и я сажусь на корточки, чтобы обнять его.

Ребенок усердно хватает воздух, насколько могут его легкие.