Большая ошибка - Аля Кьют
– Ты сегодня ела что-нибудь? – спросил Марат, когда я почти расправилась с сосисками.
– Устрицы, несколько креветок и крутон с фуагра.
– Боже, ну и дерьмо!
Я аж выплюнула все, что было во рту, чтобы не подавиться от смеха. Да еще и уронила остатки хот-дога, который коварно выскользнул из рук, проехался по куртке Марата и упал на землю.
– Ох, прости! Прости, пожалуйста, – запричитала я через смех, который не так просто было остановить.
Марат покачал головой, доставая салфетки и вытирая мое лицо. Он мягко касался пальцами щеки, придерживая мою голову, и тихонько ругался.
– Что ты за девушка такая, Саша! Жрешь, как голодный волк и ржёшь, как лошадь. Я даю тебе куртку, а ты вывозила ее кетчупом, как будто в тебя стреляли. Не так я представлял себе наше «свидание не в лифте».
Мне опять не было стыдно. Я продолжала посмеиваться, пока Марат вытирал меня, а потом свою куртку.
– А жизнь вообще не такая, как я себе представляю, – выдала я, чувствуя себя отвязным философом. – Я не манерная кукла, Марат. Мне нравятся сосиски и кетчуп. Я местами неряха. Почти никогда не глажу одежду, могу ходить в одной майке неделю. Ненавижу готовить, кстати. Убирать – тоже не мое призвание. Мне нравится громко смеяться. Иногда я пукаю. Представляешь?
– А должен представлять? – не потерялся он. – Это было бы странно. Но я представляю тебя голой даже после всех этих ужасных признаний.
Сжав губы и опустив глаза, я призналась:
– Я тоже.
– Что? – не понял Марат.
Чувствуя себя почти пьяной и слишком смелой, я откровенно пояснила:
– Представляю себя голой рядом с тобой. Слишком часто даже для такого странного свидания.
Он подвинулся и наклонил голову, словно пытался считать у меня с лица все признаки согласия. Я изо всех сил постаралась сделать свое лицо очень согласным на поцелуй. Казалось, если его губы сейчас не коснутся моих, я умру. Марат подался вперед, но так и не поцеловал меня. Моментально отпрянул, потому что между нашими лицами кто-то сунул атласную листовку.
– Комната страха, ребят! Последние дни остались Скидка пятьдесят процентов, если идёте вдвоем. Давайте! Берите флаер.
– Чего? – переспросил Марат, поворачивая голову.
Перед нами стоял шустрый пацан лет пятнадцати и продолжал рекламировать комнату страха.
– Давайте, это круто. Фредди Крюгер, Зубастики, Челюсти, Джипперс-Крипперс и Чаки. Все прямиком из…
– Восьмидесятых прошлого века? – не сдержалась я. – Кому это страшно сейчас?
– Идите и проверьте – обосрете штаны от страха.
Меня в очередной раз накрыло приступом безудержного хохота. Сегодня я отсмеялась всю дозу, что обычно отмерена на год. Пацан со своими страшилками был последней каплей. У меня не нашлось сил даже попросить его заткнуться и проваливать.
– Вообще, хорошая идея. Надо проверить. Чистые портки дадут на выходе? – неожиданно спросил Марат, забирая флаер.
– Подгузники выдадут на входе. Сервис, – сообщил промоутер и убежал, наконец, весьма довольный собой.
Марат схватил меня за руку и потащил куда-то.
– Главная улица, от фонтана направо, – читал он по дороге в свете фонарей.
– Ты рехнулся? Я не пойду, – запоздало сопротивлялась я. – Это фигня полная. Ты же слышал, что там…
– Ага, слышал. Пошли, будет весело.
– Нет, не хочу.
Но мы уже вышли к фонтану, и Марат указал пальцем на вагончик.
– Вот он.
На входе нас встретил скучающий контролер. Он лениво взглянул на флаер и кивнул Марату на терминал. Тот приложил телефон, больше не интересуясь моим мнением. Мне было уже все равно, что он платит. Я вообще не хотела туда идти, но отказаться не решилась.
Только внутри я поняла, почему Марату так понравилась эта идея. В вагончике мы были одни. Как и в осеннем парке, который вечером почти опустел. Ужастики из прошлого века светились и вопили. Я повела плечами. Никогда не смотрела такие фильмы. С детства боялась страшилок.
– Такая фигня. Давай уйдем, – попросила я, чувствуя себя паршиво даже от нелепых бутафорских декораций ужастика.
– Давай, – неожиданно согласился Марат, взял меня за руку и провел дальше. – Выход там, кажется.
Я последовала за ним, стараясь не смотреть по сторонам. Единственное, что здесь было хорошо – это обогрев. Я сразу почувствовала тепло и немного расслабилась. Но зря. Марат затащил меня в темный угол и прижал к стене.
– Ты боишься, – проговорил он, подходя почти в плотную.
– Да, – согласилась я, кусая губы. – Ненавижу ужастики. Потом плохо сплю.
– Это всего лишь куклы. Они не живые.
– Так начинаются все ужастики.
– Саша… – Марат оказался слишком близко, и у меня перехватило дыхание. Он коснулся пальцами моей щеки, погладил по скуле. – Бояться здесь стоит только меня. Потому что прямо сейчас я думаю очень плохие мысли.
Выдохнув, я ответила:
– Как раз это меня не пугает.
– Зря…
Чтобы не быть голословным, Марат наклонился и стал целовать меня. Я не отвечала его настойчивым губам. Ждала, что сейчас станет страшно, противно или стыдно, но ничего подобного так и не случилось. Наоборот, чем дольше я ощущала его губы на своих, тем сильнее хотела остаться в проклятом вагоне навсегда.
Марат положил руки мне на талию, и это стало последней каплей. Я обняла его за шею и приоткрыла губы, позволяя целовать меня глубже.
– Черт, детка… – выругался он, лизнув уголок моего рта.
А потом я почувствовала, как он проводит языком по губам и проникает между ними. Поцелуй сразу стал горячим и страстным. И как естественное дополнение ладони Марата проникли под блузку и обожгли кожу моего живота. Он передвинул руки назад, чтобы погладить спину. Я встала на цыпочки и тихо постанывала, когда мы прерывали поцелуй, чтобы глотнуть воздуха.
Марат провел пальцами вдоль моего позвоночника, и эта невинная ласка заставила меня выгнуться дугой. Я хотела быть к нему ближе, но мешала куртка. Пришлось отпустить его шею и тряхнуть руками, чтобы избавиться от лишней одежды. Теперь я могла дотянуться до его волос и погрузила в них пальцы, потянула. Марат глухо застонал. Его руки метнулись вниз, и он сжал мою попку, прижимая к себе. Оказывается, я успела закинуть одну ногу ему на бедро, и идеально ощутила эрекцию через джинсы.
Отпустив попку, Марат снова проник ладонями мне под одежду, но теперь спереди. Он погладил живот и двинулся еще выше, чтобы сжать груди. Не в силах совладать с ощущениями я всхлипнула и прикусила его губу.
– О, господи…
– Я… Я не
