Украду твою жизнь - Елена Рахманина
Но лишённые жизни синие глаза действовали на меня гипнотически. Парализуя, не давая сдвинуться с места.
Когда в итоге он скрылся за дверью, которая, судя по всему, вела в ванную комнату, я выдохнула с облегчением и обмякла. Шум воды успокаивал.
Прислонилась к стене и, обняв колени, осмотрелась. Комната показалась красивой. Наполненной светом. Но ему больше подошла бы в качестве жилища пещера в скале. И выхода отсюда нет. Разве что спрыгнуть на улицу и переломать себе ноги. Так себе решение.
Минут через десять он вернулся. Вздрогнула, когда дверь отворилась. И ещё раз, когда обнаружила его в одном полотенце, обёрнутом вокруг бёдер.
– Иди в душ, – обращается ко мне.
Я сидела на полу, не собираясь двигаться с места. Может, мне ещё аромамаслом себя намазать, чтобы ему приятно было меня насиловать?
– Иди к чёрту, – отвечаю, понимая, что мне это с рук не сойдёт.
Глава 7
Он поднимает меня на ноги. Легко. Одной рукой за волосы. Тут же тянусь к его запястью, вцепляясь в него изломанными, острыми ногтями. Надеясь оставить на нём царапины и причинить боль. Но, к моему сожалению, он даже бровью не повёл.
– Отпусти! – пищу. Из-за натяжения, кажется, глаза лезут на лоб.
– Маленькая невоспитанная Китекет, – шепчет мне на ухо, а я встаю на цыпочки в бесполезной попытке ослабить боль. Разжимает пальцы, толкает к стене, пригвождая к ней своим телом.
Меня обдаёт запахом геля для душа, мятного дыхания и исходящим от него жаром. Я ощущаю всю силу его самоуверенности на себе. Высокомерия.
Женщины для него расходный материал. Он привык, что они падают ниц перед ним, и я не должна стать исключением.
О чём он думает? Неужели считает, будто сестра с Сабуровым не по любви, а ради денег? Поэтому так самонадеянно себя ведёт? Сера слишком сильно любит мужа, чтобы видеть других мужчин.
А я никогда не сталкивалась с подобным представителем сильного пола. С таким, как он. Лично. Они не попадали в моё окружение. Мальчишки-одноклассники, студенты, знакомящиеся со мной в кафе и клубах, так отличаются от него. Чувствую себя перед Якубом слабой, незащищённой. Отчаянно неопытной.
– Придётся преподать тебе несколько уроков послушания, – его голос стал ниже на пару тонов, – раз не хочешь по-хорошему, начнём по-плохому.
Вскидываю голову на него, смотря с недоумением.
– По-плохому ты начал первый, по-хорошему ничего не получится, – рычу, как дикая уличная кошка, выпуская когти и показывая зубы, – как только Сабуров поймёт, что я пропала…
Он зажимает мне рот ладонью, морщится, будто слышать фамилию мужа моей сестры ему неприятно.
– Не рассчитывай, что тебя тут быстро найдут, – его губы изгибаются в пугающей улыбке, от которой все внутренности холодеют, – не раньше, чем я захочу тебя вернуть. Если ты ему ещё будешь нужна.
И в подтверждение своих намерений он скользит рукой под моё платье, задирая его вверх. А я даже не сразу соображаю, что происходит. Он тянет тонкие кружевные трусики, сотканные из тончайшей шёлковой паутины. Она врезается в мою кожу, и я с ужасом слышу треск ткани, которая остаётся в его кулаке. Последний оплот защиты.
Пытаюсь оттолкнуть его, нанося беспорядочные удары по мощной груди. Но без толку.
Ловит мои запястья, поднимая руки над головой. Ему же не нравится, как я пахну. Я ведь грязная, так он говорил. Однако это не останавливает его. Он вжимается в меня своим телом, а я с ужасом понимаю, что он возбуждён. Смотрю в его потемневшие глаза и осознаю, что он получает удовольствие от моего сопротивления.
– Ты такая же шлюха, как и все. Я чувствую запах твоего желания, – криво усмехаясь, заявляет.
Его слова так похожи на обвинения отца, что делает нанесённую рану ещё больнее.
Страх отступает, остаётся лишь чернильная ненависть, проникшая в каждую мою пору. Поползшая по каждому кровеносному сосуду.
Я плюю ему в лицо и сама не понимаю, что сотворила.
Он замирает. Очень медленно вытирает свою щеку. Его ноздри раздуваются от бешеной ярости. Если он ударит, от меня ничего не останется. А я вижу, как его пальцы сжимаются и разжимаются. Как ему хочется меня уничтожить.
Незаметным для меня движением он распахивает дверь спальни, выталкивает меня за её пределы и зовёт кого-то из своих приспешников. Я смотрю на него ошарашенно.
Спустя мгновение к нам подлетел кто-то из его людей, ожидая указаний. Они поступили на «его» языке.
Якуб быстро взял себя в руки. Улыбнулся мне на прощание своей фирменной зловещей улыбкой, от которой захотелось спрятаться под одеялом.
Не успела я моргнуть, как фарфоровая кукла из тех, что любила дарить мне мачеха, как дверь его спальни захлопнулась перед моим носом. А меня повели по длинному коридору.
В ушах ещё шумело, но, кажется, пронесло. Двигалась, опьянённая маленькой победой. Так просто!
Каблуки осточертели, ноги отекли, и тонкие завязки врезались в стопы. Я едва волочила ноги, испытывая дикую усталость и голод. Даже страх отступил на второй план.
– Куда меня ведут? – отрешённо спрашиваю.
Казалось, моя настоящая жизнь такая далёкая, что уже нереальная. Когда теперь я смогу лечь в постель, пахнущую бальзамом для белья? Чистотой…
Он не реагирует на мой вопрос. Будто я ниже его по касте. Или ему просто нельзя со мной разговаривать.
Меня вышвырнули во двор. Внутренний. Мужчины-охранники повернули голову в мою сторону, рассматривали мой диковинный для этих мест наряд некоторое время, а затем возвратились к своим занятиям.
Никто не удосужился пояснить мне, что делать дальше. Мой провожатый скрылся. Голова кружилась от голода. Я присела на ступеньки и принялась развязывать тесёмки туфель. Я вся в пыли и саже. Кожа чешется. Ощущаю запах пота, исходящий от моего тела.
Раз никто не говорил, что мне делать нельзя. Значит, можно – всё.
Если он рассчитывал, что я пойду вымаливать прощение и просить взять меня в дом. Под крышу. То он ошибся.
Взяв в руки обувь, я оглядела обширную территорию «дворца». К моему сожалению, спрятанному за высоким забором.
Под ногами аккуратные дорожки, стриженый газон. К собственному удивлению, я нахожу конюшню. Вероятно, где-то здесь содержались и иные домашние животные. Но сил на разведку уже не осталось.
Устало забралась внутрь, с завистью обнаружив отдыхающих в стойлах лошадей. Одно стойло оказалось свободным, убранным. Я улеглась прямо на сено, свернувшись калачиком.
Проснулась резко, ощутив во сне, как кто-то меня касается, пробираясь под подол платья. Вскочила, вжимаясь в
