Ненастоящая семья - Мария Манич
С ростом разобрались, а что он сделал с лицом? О его скулы можно порезаться, контур челюсти очерчен настолько чётко, что даже сейчас со своего места я вижу, как работают его лицевые мышцы. Губы у него полные, мягкие и сладкие. Так, стоп. Опять свернула не туда. А глаза… глаза всегда добрые, улыбающиеся и тёплые, за исключением тех моментов, когда Рома Дроздов смотрит на меня.
В открытую изучаю довольного и беспечного Дроздова ровно до тех пор, пока обзор мне не загораживает пухлая официантка. Приходится несколько раз моргнуть.
— Определились? — бодро спрашивает девушка, но, наткнувшись на мой взгляд, немного сникает. — Или позже подойти?
— Да, я выбрала, — произношу медленно и, вытянув шею, пытаюсь заглянуть за её плечо. Чего они там смеются опять?
Очень любопытно.
Рома у нас такой прямо юморист? Девицы дружно хохочут, будто и правда что‑то забавное услышали, а не хотят перетянуть внимание рослого светловолосого красавчика на себя.
— У нас неплохой бизнес‑ланч. На второе цыпленок карри, очень рекомендую.
Встрепенувшись, возвращаюсь взглядом к меню, которое не успела толком прочитать. Была занята совсем не тем и почти забыла о Жорике, который всё‑таки решил уведомить о своём опоздании, скинув сообщение с очередной кучей смайликов.
— Я буду тёплый салат с лососем и грушевый фреш. Можно сделать музыку немного громче?
Официантка оборачивается на очередной раздражающий взрыв смеха моделей и понимающе улыбается, смотрит на меня с сочувствием и жалостью. Непонимающе таращусь на неё в ответ. Нечего меня жалеть. Мой кавалер, судя по пятничным пробкам потеет где‑то там в своей новой машине. И я очень надеюсь, что Жорик Потапов сможет составить конкуренцию длинноногим девицам, в обществе которых отдыхает Дроздов.
После вчерашнего позора меньше всего я хочу выставить себя ещё большей идиоткой.
— Они тут давно сидят, — доверительно сообщает девушка. — Может, хотите пересесть? На втором этаже есть открытая веранда.
— Нет, спасибо.
Мне и отсюда всё слишком хорошо видно. Жаль только, ничего не слышно.
Не понимаю, почему Дроздов вызывает у меня такой животрепещущий интерес. До вчерашнего утра его персона волновала меня на ноль целых ноль десятых процента. А сегодня у меня, возможно, разовьётся косоглазие — так часто пытаюсь смотреть вправо, что через несколько долгих минут запрещаю себе даже поворачиваться в ту сторону.
Неужели всё дело в недо‑поцелуе, который буквально вышиб почву из‑под моих ног? Мы даже не поцеловались по‑настоящему. Потёрлись намного губами друг о друга, попробовали на вкус. А воспоминаний столько, словно он засосал меня, как пылесос засасывает одинокий валяющийся под диваном носок.
Вздохнув, листаю ленту в социальных сетях и проклинаю опаздывающего Жорика, слишком болтливую Аллу с её навязчивой идеей сводничества и внезапно похорошевшего Рому, который никак не уйдет из кафе и из моих мыслей. Да что там похорошевшего, он буквально в один день превратился из скромного ботаника из моих воспоминаний на периферии памяти в сексуального фотографа с шестью впечатляющими кубиками на животе!
Откуда я знаю? Оттуда! Я прямо сейчас смотрю на них на экране своего телефона.
— Вот чёрт! — С громким стуком отбрасываю предательский гаджет на стол.
Моё терпение на исходе. Салата всё ещё нет, поэтому… в голову закрадываются мысли о том, чтобы сбежать.
— Лена! Ты ещё здесь!
Георгий вваливается в «Лофт» размахивая букетом из лилий. Не сразу узнаю его и даже пугаюсь. Вдруг это прикол какой‑то?
— Жора? — спрашиваю, вероятно, у Потапова, который, широко улыбаясь, отрепетированным движением откидывает со лба длинную растрепавшуюся челку модной прически.
Прищурившись, слежу за его приближением. Узкие джинсы, футболка поло, белые кеды и виноватая улыбка на лице.
Это вселенский заговор? Почему вдруг все знакомые парни превратились в красавчиков? Когда мы виделись в последний раз, властелин козюлек страдал лишним весом, носил зелёную бандану и обожал клубничные молочные коктейли, которые я, к слову, терпеть не могу. Постоянно стонал, что ему жарко и он хочет в номер, поиграть в телефон. Мы тогда семьями отдыхали в Анапе и целых двенадцать дней провели бок о бок.
— Я, красавица! Боже, как я рад, Канарейкина! Извини, что опоздал. Это тебе!
Как назло, именно в этот момент блондинки решили взять перерыв и дружно потрескать салатные листья в своих цезарях.
Мой взгляд проскальзывает мимо лезущего обниматься Жоры и впечатывается в Дроздова. Который, обнаружив моё присутствие в одном с ним помещении, знакомо кривится, но отворачиваться не спешит.
Удержавшись от желания показать Роме язык или другую какую композицию из пальцев, я с трудом отворачиваюсь первой и, улыбаясь, принимаю белые пахучие цветы.
Естественно, чихаю.
— Будь здорова, Ленка!
— Спасибо. Очень красивые цветы, — говорю я.
С интересом рассматриваю парня напротив и откладываю букет ближе к открытому окну, игнорируя внезапное покалывание в затылке.
— Извини, что опоздал! — после затянувшейся паузы произносит Георгий, ёрзая на диванчике.
— Ты уже извинился. Ничего страшного. Работа?
— Да, кошку зашивал, — кивает Потапов и берёт в руки меню. — С шестого этажа рухнула, перепугала хозяйку. Что здесь есть пожевать?
— Ты всё‑таки стал ветеринаром? — искренне удивляюсь.
Мои родители так нахваливали работу Жорика, что я думала: он либо врач, либо юрист, либо подпольный миллионер. Чего они так в него вцепились? Семья у Потаповых самая обычная. Не видят для меня другого варианта? Предательство Куликова больно ударило по всем нам. Папа и мама даже искали причины в себе: может быть, они были слишком навязчивы в общении с Женей, давили. Ничего подобного, конечно, не было. Просто мой бывший — трусливый козёл.
— Да, как и мечтал. Два года уже практикую. Планирую в следующем отделиться от клиники, в которой работаю, и открыть свой кабинет. Клиентскую базу как раз наработал. Ты что заказала?
— Салат. И для него, видимо, овощи с грядок добывают, — бормочу, гипнотизируя салфетницу.
Модельки опять смеются. Рома сегодня в ударе.
Потапов бросает взгляд на шумную компанию, но его, видимо, длинные девичьи ноги в количестве десяти штук не интересуют. Спустя несколько секунд он уже смотрит на меня и добродушно улыбается, складывая руки на столе.
— Ну, как дела,