Анна Берсенева - Последняя Ева
Наверное, Денис подумал, что об этом спрашивает родительница какого-то ученика: мало того что Наде было всего сорок пять, так ей никто и этих лет не давал.
– Конечно, пожалуйста, – одарив ее своей чудесной улыбкой, ответил он. – У вас кто классный руководитель? Да вы, наверно, Евина мама? – вдруг догадался он, всмотревшись в свою собеседницу. – Очень дочка на вас похожа!
Ева удивилась этому замечанию. Никто никогда не говорил, что она похожа на маму, да она и сама не находила в себе сходства ни с одним из родителей. Она была как раз из тех, которые ни в мать, ни в отца, а в заезжего молодца.
– Такая же серьезная, – уточнил Денис. – Конечно, встречайте, мы через неделю будем. Этот же поезд, этот же вагон, разве Ева вам не сказала?
«Все-таки он ошибается, наверное, – подумала Ева. – Если я и серьезная, то все равно по-другому, чем мама».
Симферопольский поезд уходил с Курского вечером, уже в темноте. С той самой минуты, как исчез за окном освещенный перрон, все они погрузились в необыкновенное состояние ночной дороги – когда невозможное кажется возможным, и счастье маячит вдалеке, как дрожащие огни печальных деревень, и близкими кажутся даже случайные попутчики…
К Евиному удивлению, детей удалось уложить сравнительно быстро. Впрочем, оказалось, что железная дисциплина была главным условием крымского похода. Всех, кто нарушил ее в прошлом году, Денис Георгиевич отстранил от участия категорически, и никакие уговоры не помогли.
Об этом рассказала Еве Галочка Фомина, с которой они вместе пошли умываться на ночь.
– Он, знаешь, тако-ой там был в прошлом году! – протянула Галя. – Это же только кажется, что он веселый, и все, а на самом деле он тако-ой!..
– Какой? – спросила Ева.
Они стояли в тамбуре. Галочка курила, а Ева, отвернувшись, рисовала какие-то фигурки на запотевшем стекле.
– Ну, волевой, – объяснила Галочка. – Знаешь, бывают такие. Вроде не орет, ногами не топает, а как скажет – так и все, побежишь исполнять как миленький. А вот почему? – удивленно спросила она, неизвестно к кому обращаясь.
Ева, во всяком случае, не могла ей ответить. Могла только согласиться, хотя ей ни разу не приходилось видеть Дениса таким.
– Ой, Евочка, только сначала я пойду, а потом ты, ладно? – сказала Галя, услышав, что дверь туалета наконец хлопнула за стенкой тамбура. – Я лимонаду напилась, ужас! – рассмеялась она; Галочка вообще была смешливая.
Еве душно было в прокуренном тамбуре, щеки у нее горели – может быть, не только от духоты, но и от всех волнений этого вечера. Она открыла тугую дверь и оказалась на площадке между вагонами.
Пол ходуном ходил под ногами, над рельсами свистел воздух, по рельсам стучали колеса, и все это так завораживало, так манило куда-то, что, помедлив мгновение, Ева шагнула в соседний тамбур.
Здесь было так темно, что она не сразу разглядела человека, стоявшего в углу, – только огонек его сигареты. Весь день она видела только его, чувствовала только его – а теперь узнала лишь после того, как он заговорил…
– Какая мама у тебя красивая, – сказал Денис. – И молодая совсем. Это же она тебя Евой назвала?
– Да, – кивнула Ева. – А откуда ты знаешь?
– Да ты же сама рассказывала. Я запомнил.
– Но я на нее все-таки не похожа, – в темноте улыбнулась Ева.
Все исчезло – ее скованность, смущение перед ним, ее неумение сказать ему самую простую фразу. Тишина ночного поезда вдруг сблизила их, и вздрагивающий пол, и свист ветра за приоткрытым окном…
– У мамы глаза темные, а у меня светлые, – сказала она. – Даже водянистые. А ей, знаешь, все говорили: настоящие украинские очи – как ночи. Хоть она и русская, просто родилась на Украине.
– А где? – заинтересовался Денис.
– В Чернигове. Знаешь такой город? Я там тоже в детстве жила, и потом каждое лето к бабушке ездила.
– Конечно, знаю, – кивнул он. – А я там в археологической экспедиции был, когда еще на истфаке учился. Очень красивый город, церкви какие! Ты не куришь? – Он протянул Еве пачку сигарет.
Глаза ее уже привыкли к темноте, и она ясно различала его руку с узким запястьем и длинной, красивой формы ладонью.
– Нет, спасибо, – покачала головой Ева. – У нас почти все девчонки курили на филфаке, но я так и не научилась.
– Ничего страшного. – Он снова улыбнулся в темноте. – Я специально здесь спрятался, чтоб пример не подавать. Последние докуриваю, в Крыму не буду. Хорошо, что ты поехала.
Она так растерялась от этих его слов и от того, как он их произнес – спокойно и ласково, – что не могла не только ответить ему что-нибудь, но даже вздохнуть.
Денис затянулся последний раз, бросил окурок в приоткрытое окно. Мелькнула огненная змейка и тут же исчезла в темноте.
– Пойдем, – сказал он. – Что там гаврики наши поделывают? Что-то больно скоро угомонились.
– Тебя боятся, – с облегчением улыбнулась Ева.
– Разве я такой страшный? – Он тоже улыбнулся в ответ. – Ты же меня не боишься!
С этими словами он открыл дверь тамбура, вышел первый и, взяв Еву за руку, помог ей перейти через лязгающий железный мостик.
– Куда ты девалась? – напустилась на нее Галочка, когда Ева вышла в закуток перед туалетом. – Я тебе очередь держу, никого не пускаю, на меня уже наорали!
Ева смотрела на нее таким взглядом, как будто видела впервые в жизни.
Глава 4
В Крыму Еве, конечно, бывать приходилось, как приходилось бывать с родителями в Крыму любому ее ровеснику. Это потом стали популярны другие места: Анталья, Кипр, Испания… А в годы ее детства слово «Крым» еще было синонимом отдыха.
Но едва она ступила на перрон симферопольского вокзала, как тут же поняла, что прежде бывала в каком-то совсем другом месте. Все теперь было другое, даже воздух, в котором она чувствовала особенные, живые токи…
Весь мир, в котором она оказалась рядом с Денисом, после его слов: «Хорошо, что ты поехала», – преобразился до неузнаваемости.
Зима в этом году стояла такая теплая, сухая и ясная, что воздух казался промытым, как стекло.
– Повезло с погодой, – заметила Галочка. – В прошлом году даже в ноябре просто ужас что было! Снег вдруг как пойдет, хуже, чем в Москве. Под ногами чавкает, обувь вечно мокрая.
Глядя, как медленно плывут по высокому небу белесые облака, Ева не знала, можно ли назвать все это метеорологическим словом «погода». Мир вокруг нее впервые сливался с трепетным миром в ее душе, и для этого не было слов.
Но долго любоваться облаками было некогда. Денис уже построил «гавриков» на перроне, уже прозвучала команда: «В лямки!» – и Еве стало стыдно, что она занята неизвестно чем. Она попыталась было сделать что-нибудь полезное, но тут же поняла, что в ее усилиях нет особой необходимости.
