Единственная для Зверя (СИ) - Бессмертная Майя

Уф, снова это зловещее предзнаменование.

Значит, Дарья всё же была права, когда нашла закономерность в моих неудачах на личном поприще.

Мои зубы сами собой начинают отбивать какую-то замысловатую дробь, а мозг лихорадочно пытается переварить полученную информацию, но ничего не выходит. Мой страх, выпущенный наружу этой деревенской жительницей, полностью сковал меня по рукам и ногам, опутав своим липким содержимым все мои внутренности.

Непонятно, стоить ли верить женщине, но я совершенно точно не уйду отсюда, пока всё не узнаю…

Глава 5

Вика

*****

Кашляю, пытаясь освободиться от подступившей к горлу тошноты. Меня снова одолело это первобытное чувство страха, от которого стучит в висках и мутит. Мой желудок отчаянно сжимается, и я радуюсь, что не поддалась Дашкиному соблазну и не отведала по дороге хотя бы один из её пирожков — а то сейчас бы попала в весьма неприятную ситуацию.

— Что за проклятье такое?

— Сними карту, посмотрим.

Дрожащими от волнения пальцами я вытаскиваю из колоды карту с изображением светловолосой плачущей женщины, и моё сердце начинает болезненно сжиматься. Выдыхаю и провожу влажными от нервного напряжения ладонями по своим бёдрам.

— Сама видишь, что это — женщина. Из вашей семьи, но тебе не родная. В семью вошла, но ты её не приняла, вот она и разгневалась.

Расшифровка карты цепляет меня за живое, и я прикрываю глаза, стараясь не расплакаться. Память услужливо подсовывает мне картину из детства, и я пытаюсь проглотить комок, вставший в горле.

Вот я, четырнадцатилетняя девочка, рыдаю над телом матери, стоя у закрытого гроба. Пожелтевший лист плавно опускается в могилу, а под моими ногами рушится целый мир — мне теперь придётся жить без неё. Отец стоит рядом, его взгляд печален, но не более — уже давно они жили вместе как кошка с собакой, и папа, казалось, выдохнул от того, что постылая супруга умерла.

Я думала, что мы станем с папой жить вдвоём, поставим везде фотографии мамы, и будем пытаться жить без неё, никого не впуская в свой тесный мирок. А ещё я очень хотела, чтобы к нам переехала бабушка, мамина мама, живущая в Москве.

Но, всё оказалось иначе.

Бабуля наотрез отказалась переезжать, упрекнув моего отца, Николая Александровича, в смерти своей дочери. Тогда мне казалось это дикостью, чем-то неправильным и ужасным. Ну, в чём виноват отец, если у мамочки просто остановилось сердце?

Но, оказалось, бабушка не лгала.

Не прошло и трёх месяцев со дня похорон, как отец привёл в дом светловолосую миниатюрную женщину, Людмилу Анатольевну, и сказал, что теперь мы будем жить втроём.

Тётю Люду я сразу невзлюбила — она убрала фотографии матери, сделала ремонт в комнатах и поменяла всю мебель, не оставив в нашем уютном семейном гнёздышке ничего, что напоминало бы мне о прошлой жизни. Я пыталась с ней ругаться, кричала, обвиняла во всех смертных грехах и даже пару раз убегала из дома.

Отец постоянно меня возвращал назад и просил, чтобы мы с его Людочкой жили в мире и согласии. Я сцепила зубы и пыталась. Честно, я очень хотела попытаться наладить с ней отношения, но умершая мама постоянно стояла у меня перед глазами. И я отчётливо поняла, что Людмила Анатольевна уже давно появилась в жизни предателя-отца, задолго до смерти мамочки.

Терпела, пока не узнала, что противная мамина соперница забеременела от моего папы.

И тогда я сорвалась.

Много обидного наговорила я тёте Люде, и ушла из дома, не взяв практически никаких вещей, хлопнув о косяк дверью. Мне тогда было восемнадцать.

Переехала жить к бабушке, в Москву. Просто прыгнула в поезд и к вечеру уже постучала в дверь её крохотной однушки. Бабуля обняла меня и, конечно же, приняла. От неё в последующем я и узнала, что тётя Люда уже давно была папиной любовницей, и моя мамуля об этом знала, пытаясь вернуть гулящего мужа в семью.

Вот почему в последнее время наша квартира буквально звенела от скандалов и маминых истерик. Она, будучи натурой властной и импульсивной, не хотела отпускать неверного мужа, пытаясь различными действиями и запрещёнными приёмами повлиять на его решение о разводе.

Не смогла. Сломалась.

Я устроилась на работу официанткой и вычеркнула из жизни и отца, и его обожаемую Людмилу. Именно бабушка настояла на том, чтобы я прошла курсы секретаря, а потом помогла устроиться на работу.

Правда, папа через пару месяцев приехал к бывшей тёще и просил меня вернуться в их с Людочкой дом. Тогда он и рассказал, что его новая жена потеряла малыша и ей сейчас очень тяжело. Но я отказалась. Попросила папу забыть о моём существовании, как он сделал и с мамой и с бабушкой, и выпроводила его за дверь.

Больше мы с ними не встречались.

И вот теперь, это прошлое, этот ужасный скелет в моём шкафу, даёт о себе знать, пытаясь выбраться наружу, протягивая ко мне свои костлявые руки.

Откашливаюсь, поднимая глаза на гадалку.

— И делать-то что?

— Проклятие снимать. Помни о кольце, в нём причина.

Матушка пожимает костлявыми плечами, кутаясь в пуховый платок. На её лбу выступает испарина, и я понимаю, что, скорее всего, женщина больна — вон какой у неё нездоровый цвет лица. Да и в доме довольно-таки жарко для подобной одежды — тут у любого подскочит и температура и давление.

Так может, она бредит, а в этот бред наивно верю?

— Как?

— Вытаскивай карту.

Я нахожусь в шаге от панической атаки, но всё же продолжаю эту странную пытку — должна же я узнать, что делать, чтобы, наконец, стать счастливой и обрести настоящую любовь. Мне много не надо — всего лишь самый лучший на свете мужчина и пара очаровательных малышей.

Я созрела, я готова.

Вытаскиваю из колоды карту с изображением весов и в нерешительности кладу её рядом с дамой.

— Вот ты и сама на свой вопрос ответила. Мириться нужно идти. Женщина проклятие не специально наложила, так вышло, что оно сильное оказалось. И только она может его снять, когда искренне простит тебя.

— И тогда у меня всё наладится?

— Всенепременно.

Прикрываю глаза, со свистом выдыхая.

Значит, всё, что от меня требуется — помириться с отцом и его обожаемой пассией? Что ж, если это нужно для обретения собственного счастья, я готова. Тем более, мне и самой в последнее время всё больше и больше хочется вернуться в родной дом.

— Но, есть одна маленькая деталь.

Голос матушки звучит немного странно и глухо, и я снова начинаю впадать в панику — что ещё случилось?

Разве недостаточно того, что она мне уже сказала?

По её мнению, я должна вернуться в отчий дом, помириться с мачехой, найти какое-то кольцо и вернуть его покойнице. Мне кажется, это и так слишком запутано и слишком смахивает на мистический телесериал, главной героиней которого, по недоразумению, стала я.

— Сними ещё одну карту.

Матушка перехватывает мой сомневающийся взгляд, и я молниеносно вытягиваю из колоды последнюю карту. Сердце тут же ухает куда-то в пятки, а в висках начинает стучать множество молоточков.

На белоснежном прямоугольнике нарисован какой-то зверь, похожий на огромного серого волка.

Замираю, в ступоре смотря на эту неожиданно выпавшую карту, и перевожу взгляд на гадалку.

— Ну, так я и думала.

Женщина барабанит своими длинными пальцами по бархатистой поверхности, причмокивая губами. Я же, ничего не понимая, провожу языком по верхней губе.

— А что ещё нужно? Почему мне волк выпал?

— Это не волк, это — зверь. Вместе с проклятием к тебе пришла установка — ты сможешь быть счастлива только с ним, и больше ни с кем. С другими у тебя ничего не получится.

Провожу по лицу матушки вверх-вниз и понимаю, что у неё, наверняка, начался бред — вон она какая потная сидит, ерунду какую-то говорит. Её непременно нужно вызвать врача, а ещё лучше — положить её в психушку на обследование.

Я поспешно встаю со стула, отвешивая поклон: