Чайлдфри (СИ) - Тоцка Тала

Убедившись, что Клим скрылся из виду, встала и направилась к двери, дав себе твердое обещание больше на думать и не вспоминать об Аверине, но в ушах продолжало звучать презрительное: «Я предпочту взять из салона новый».

Глава 5

Этой ночью Кате снился Клим. Сон был очень хороший, правда, проснувшись, она не помнила деталей, но ощущения были удивительно приятные. Она даже зажмурилась и попробовала снова уснуть, в надежде еще продлить сон, где Клим смотрел на нее не зло и пренебрежительно, и не с вожделением, как в ту ночь, когда они оба сошли с ума, а совсем по-другому. С нежностью. Это было абсолютно новое, неведомое чувство, когда он будто ласкал взглядом, а еще улыбался, но не язвительно и с насмешкой, а тепло. И ей становилось тепло и уютно, хотелось самой подставляться под этот взгляд…

Сигнал будильника вырвал ее из объятий Клима, и тот растаял в отголосках сна, а Катя горестно вздохнула, вспомнив и вчерашний разговор, и то, что с сегодняшнего дня ей придется пять раз в неделю с девяти до восемнадцати видеться с Климом. Утешало только, что с перерывом на обед.

Она готовила завтрак, когда малыши проснулись и потянулись к ней в кухню обниматься. Это был их привычный утренний ритуал, обнять надо было обоих одновременно, чтобы не обиделись. Для этого Катя опускалась на коленки, обнимала мальчиков, а они укладывали ей головы на плечи, и так стояли втроем несколько минут, не шевелясь.

Психолог, посещение которого входило в курс для усыновителей, настоятельно рекомендовала Кате самой поднимать с утра малышей, кормить их завтраком, и точно так же ужинать с ними и укладывать их спать. «У детей должно произойти замещение материнского образа на ваш, Катерина,  —  говорила психолог, и Катя с ней полностью соглашалась, — а если все это будет делать няня, замещение произойдет не в вашу пользу. Малыши должны воспринимать вас как неотъемлемую часть их мира, тогда принятие вас как матери пройдет быстро и легко».

Соглашаться она соглашалась, но каждый раз утром, когда две светлые макушки утыкались в шею, ей хотелось плакать от жалости к ним, к себе, к Алке. Иногда накатывала настоящая паника, что она не справится, не вытянет, она помнила, как чувствовала Алла своих детей, у Кати этого и близко не было. Она сердилась на сестру, что та так безответственно дала себе погибнуть и бросила ее с детьми на произвол судьбы, а потом мгновенно накатывало раскаяние, и снова душили слезы вперемешку с чувством вины.

Вечером было проще. Катерина укладывала умытую и накормленную малышню, а сама устраивалась рядом с книгой с красивыми картинками, особенно им нравились детские стишки. Потом обязательная колыбельная на выбор, причем вкусы у ее парней были диаметрально противоположные, потому приходилось петь несколько раз. Зато оба быстро засыпали, а она еще некоторое время сидела рядом, глядя на посапывающих малышей и все больше понимая, что другой свою жизнь не представляет.

 Вот и сейчас Катя вдыхала детский, еще молочный запах теперь уже своих детей, но вместо привычной паники в душе наоборот было мирно и спокойно. Может, у нее тоже произошло то самое замещение и больше она не будет терзаться и мучиться, что у нее ничего не выходит, и что она никогда не станет настоящей матерью для Вани и Матвея?

По дороге на работу Катя думала об Аверине и о том, как ей правильно с ним себя повести. Можно сделать вид, будто ничего не произошло, поздороваться и приветливо улыбнуться, но хватит ли сообразительности и выдержки у самого Аверина? И как долго она продержится, если даже сегодня, конечно же, без задней мысли накрасила губы ярко алой помадой и расстегнула лишнюю пуговичку обычно наглухо застегнутой блузки?...

Изображать ничего не пришлось, прямо в холле она столкнулась с Климом, расточавшим комплименты тощей как палка Ленке. Он придерживал Ленку за талию, заводя в лифт, и Катя замедлила шаг, чтобы не попасться ему на глаза. В кабинете  — ну как кабинете, стеклянном кубе в углу отдела  — Клима не было, наверняка ошивается в кухонной зоне. Катя решила было сделать себе кофе, но только сунулась на порог кухни, тут же увидела красующегося по центру Аверина в окружении всех сотрудниц близлежащих отделов.

Мигом отчалила, справедливо рассудив, что к кофемашине сейчас не пробиться, а ждать, покуда схлынет волна страждущих заполучить скудную долю внимания у местного божества, не было ни малейшего желания. И чем вообще думал отдел кадров, принимая на работу такой источник разброда и шатания как в мыслях, так и в реальности?

Хотя, если быть до конца честной и объективной, следовало признать, что Клим Аверин неплохо разбирается в тонкостях строительного бизнеса. Он если и задавал вопросы, то очень точные и прицельные, и к концу вчерашнего дня у Кати сложилось стойкое ощущение, что она не столько вводит нового сотрудника в курс дела, сколько отчитывается перед ним о проделанной работе.

Впрочем, возможно, причиной была сама манера общения Аверина, явно привыкшего, что его слово всегда последнее и обсуждению не подлежит. Как вчера, например. Странно, Кате даже обидно не было, может, потому что мужчина выглядел настолько уязвленным, что не пытался этого скрыть? Она улыбнулась, представив, что сказал бы Аверин, увидев вживую того самого «котеночка» — кстати, ее малыши гораздо больше напоминали щенят, чем котят. Все-таки мальчики…

 — Привет, — прозвучало над ухом вполне бодро и приветливо, Катя подняла удивленные глаза и уперлась в безупречный разворот плеч. Выше этого умопомрачительного разворота так же приветливо улыбался ее новый сотрудник.

И все ничего, если бы в глубине черных глаз не горели опасные огоньки, которые портили все благостное впечатление от приторно-вежливого аверинского «Привет». Даже чашка кофе, поставленная перед ней с преувеличенным усердием, не обманула ее в отношении Клима.

Он вел себя дружелюбно-благожелательно, при этом явно сторонился общения, и уже к обеду пересел на оборудованное специально для него рабочее место в противоположном углу от Катиной «стекляшки». Он обращался к ней лишь в случае крайней необходимости, на оперативках держался на расстоянии, а в обед вообще исчезал из офиса.

Зато однажды она, заваленная работой, решила пообедать творожным десертом, и когда увлеченно облизывала ложку, прямо кожей почувствовала, как ее обожгло. Осторожно осмотрелась и натолкнулась на жгучий взгляд исподлобья из противоположного угла по диагонали. Спокойно доела десерт и поразвлекалась немного, демонстративно накрасив губы все той же алой помадой.

И будто наяву услышала судорожный вздох, затем заскрежетали зубы, а может ей все это показалось, уж больно мудрено работало сейчас ее подсознание, а воображение и вовсе следовало закоротить, или даже отрубить. Ладно сны, она уже смирилась, что Аверин являлся к ней исключительно в обнаженном виде и, проснувшись, вспоминала самые горячие моменты, после которых единственным спасением был холодный душ. Но реалии становились еще более невыносимыми.

Все чаще, наткнувшись на широкую спину в проходе или коридоре, она видела эту спину, только без одежды. Прочерченная выразительным рельефом мышц, вся в капельках пота, она вздымалась и опускалась в том самом ритме, который был нужен самой Кате. Катины руки обвивали эту спину, бороздили пальцами, царапали ногтями, и это отражалось в огромном зеркале, занимающем весь потолок в спальне Клима… Не Клима, а его приятеля, впрочем, не важно.

Однажды она даже подошла, как притянутая магнитом, и очнулась в самый последний момент, когда руки уже потянулись к обтягивающей спину ткани пиджака. Клим как раз беседовал с сослуживцем, обернулся, и они оба с удивлением уставились на Катю.

—Ты вымазался, — пробормотала та, стряхивая невидимую грязь с гладкой и очень качественной ткани, а потом бежала со всех ног, пряча глаза.

Клим догнал ее в конце коридора, схватил за локти и затолкал в подсобку, где техслужба хранила свой инвентарь.

— Долго это будет продолжаться? — гневно выдохнул, заламывая ей руки за спину. — Ты надо мной долго еще издеваться собираешься?