Кэти Эванс - Мой (ЛП)

Его пальцы находят мои соски через бюстгальтер, и они настолько чувствительны, что от малейшего касания меня пронзает удовольствие до самых кончиков пальцев ног.

— Реми, мы должны остановиться, — выдыхаю я, тяжело дыша, пока у меня еще есть пара нейронов, работающих в мозгу. Но даже когда я говорю, я сжимаю его мускулы и «сумасшедшую-как-черт», возбужденную часть меня совершенно не волнует, сделаем ли мы это прямо здесь и прямо сейчас.

Но предполагаю, что он впадет в бешенство, если кто-нибудь здесь услышит, как я кончаю.

Он немного отстраняется и делает длинный шумный вдох. Затем смотрит на меня с горящими глазами и снова меня целует, но немного грубее. Он тихо стонет и останавливается, опираясь своей головой о мою. Я слышу его резкое дыхание.

— Включи мне песню, — говорит он грубым шепотом, позволяя мне сесть.

С хорошим осознанием того, что мои губы опухли, я хватаю свой айпод и начинаю просматривать плейлист, пытаясь игнорировать пульсацию между бедер.

— Просто дай мне сначала прийти в себя.

Он смеется, щипая меня за нос.

— Включи мне одну из твоих бойких анти-любовных песен.

— Их так много, что даже не знаю, с какой начать, — я начинаю искать, когда он ставит свой палец на мой и быстро начинает управлять им.

— У меня есть одна для тебя. Такая, как ты любишь.

Его голос звучит возле моего уха, вызывая приятную легкую дрожь по всему телу. Он кликает «воспроизвести» на дерзкую песню, что мне нравится, но это вовсе не песня о сильной девушке.

Это Келли Кларксон – «Темная сторона». (Kelly Clarkson’s “Dark Side.”)

Мои внутренности тают, когда я слышу музыку. Я люблю Келли, но ох, эта песня. Слова. Реми хочет знать... что я останусь, что пообещаю не сбегать..?

Он снова смотрит на меня, с этой легкой самоуверенной улыбкой. Но его глаза не такие дерзкие. В его глазах застыл вопрос. Он хочет знать.

И когда он берет мою руку и переплетает наши пальцы в такой манере, к которой я никогда не оставалась равнодушной, я приближаюсь к его уху без наушника и говорю ему:

— Я обещаю. Я обещаю, мое сердце принадлежит тебе, и я принадлежу тебе. Я всегда буду принадлежать тебе.

На этой земле просто нет такой песни, нет достаточно большого плейлиста, чтобы сказать ему, что я действительно люблю его. Я люблю его, когда его глаза черные, и когда его глаза голубые, и несмотря на то, что знаю глубоко внутри, что он не верит, что я здесь, чтобы остаться, но в один день клянусь, я сделаю так, чтобы он поверил мне. Мы улыбаемся, продолжая слушать эту песню, и когда он сжимает мою руку, я отвечаю ему тем же, говоря себе что, что бы ни случилось, я никогда, никогда не отпущу эту руку. 

♥ ♥ ♥ 

НАШ ОТЕЛЬ В ФЕНИКСЕ выглядит, как какой-то рисунок. Длинное двадцатиэтажное кирпичное здание красиво простирается на пустынном ландшафте, в окружении цветущих кактусов и с цветами, такими огромными и яркими, что у меня появилось желание подойти и прикоснуться к ним, просто чтобы убедиться, что они не из пластика.

Внутри мраморного лобби две девочки-подростка шепчутся и указывают на Реми, когда он проходит мимо, потому что, конечно, они его заметили. Вы замечаете его, как замечаете быка, проходящего мимо вас в лобби отеля. Их глаза, похоже, незамедлительно нас изучают — компанию, которая пришла вместе с ним — и следующей оценивают меня.

Приподнимаю бровь с удивленной улыбкой, и они, кажется, определяют, что вероятно, я его девушка, но я ничего не могу поделать с тем, что мой желудок выделывает безумные скручивающие движения от собственнических чувств, когда они окидывают его последним «сверху-донизу» взглядом своими маленькими голодными глазами.

— Посмотри на этих двух влюбленных девочек! Он всегда строит глазки, — говорит мне Диана. — Это не заставляет тебя ревновать?

— Очень, — отвечаю я, наморщив нос от отвращения к своей собственной ревности.

Реми смотрит в мою сторону и подмигивает, пока ждет с Питом ключи, а Диана, смеясь, толкает меня локтем.

— Господи, этот мужчина знает, как очаровывать! — произносит она. — Но я не стала бы ревновать, Брук, вся команда ощущает любовь между вами двумя. Мы никогда не видели его таким с кем-то другим. Не важно, сколько женщин дефилировало здесь, он все же вернулся к тебе.

—Что ты имеешь в виду? — бросаю на нее хмурый взгляд. — Где дефилировали женщины?

— В нашем отеле.

— Ты имеешь в виду недавно?

Мой желудок падает, и я именно подразумеваю, падает, когда у Дианы расширяются глаза и ее лицо теряет цвет.

Она начинает качать головой, и затем... затем она начинает оглядываться вокруг, словно хочет спрятаться в проклятый цветочный горшок!

— Брук, — шепчет она извиняющимся тоном, как только отступает на шаг назад.

Почему?

Неужели она думает, что я собираюсь ударить ее?

Разве, похоже, что я собираюсь кого-то бить?

Не хочу я ни на кого нападать, я еле стою.

Перед глазами все расплывается, когда я поворачиваюсь и смотрю на спину Реми. В другой конец лобби. Я думаю о его движениях, когда он, как хищник берет меня, когда мы занимаемся любовью. В мыслях я вижу его глаза, то, как он смотрит на меня, когда я кончаю для него. Представляю себе, как он раскинут на кровати отеля, в то время как десятки женщин развлекаются с ним, его голубые глаза, мои голубые глаза, наблюдают, как они тоже кончают с ним.

И затем, затем я думаю, что его глаза могли не быть голубыми. Они могли быть черными. Реми в его самой грубой форме, напряженный и маниакальный, настолько безрассудный, насколько он может быть.

Потому что он не является нормальным. Даже не близок к нормальному. Он не только чертов Ремингтон «Разрывной» Тэйт, он биполярен, и его настроение меняется от одного спектра к другому. Когда он становится маниакальным, он иногда не помнит, что делает. И в месяц, когда я ушла, он был очень, очень маниакальным. Его глаза, черные и таинственные с отчаянием смотрели на меня с больничной койки...

У меня внутри все скручивается, и, кажется, будто легкие застряли в горле, когда я вспоминаю, как он пытался снять респиратор и остановить меня.

Сердце отбивает «борьба или бегство». Я нахожу в лобби Райли. Он занят телефоном, а я очень хорошо помню, как он не так давно приводил кучу блестящих красивых женщин в номер Ремингтона, чтобы развлечь его, когда у него был черный период.

Прежде, чем смогу себя остановить, я пулей несусь к нему с дрожащими кулаками по бокам.

— Сколько шлюх ты привел в кровать Ремингтона, Райли?

— Извини? — он опускает свой телефон в полном недоумении.

— Я спросила, сколько... шлюх... ты привел в его кровать. Он хотя бы осознавал, что делал с ними?