Пола Сторидж - Желтая долина, или Поющие в терновнике 4
Так считали и Джастина, и Лион. Они относились к подобного рода литературе с нескрываемым пренебрежением…
В романах «с продолжением» бедные девушки, усердно изучавшие стенографию, машинопись и делопроизводство, поступали на работу в офис и действительно выходили замуж за хозяина или, на худой конец, за его сына, а не за владельца москательной лавки напротив их дома. Другие девушки, такие же бедные, но красивые и непременно с благородным сердцем, жившие в дешевых меблированных комнатах, венчались с сыновьями пэров, владельцами транснациональных корпораций или, на худой конец, с мужчинами «с бриллиантовым сердцем», которые после свадьбы неизменно находили на своем участке залежи нефти. Красивые юноши из благородных, но обедневших семей останавливали взбесившихся лошадей и таким образом знакомились с богатыми наследницами преуспевающих отцов или дядьев или с принцессами крови, путешествующими инкогнито и, разумеется, на последней странице женились на них; на самый крайний случай такие молодые люди спасали жизнь какого-нибудь фантастически богатого магната при землетрясении, нападении сбежавших из тюрьмы уголовников, маньяков, или при каком-нибудь ужасном кораблекрушении и таким образом попадали к ним в дом…
Такие романы внушали мысли, что именно надо сделать, чтобы преуспеть в жизни, но большинство читателей или, скорее, читательниц, к несчастью, уже не были столь молоды и красивы, и потому навсегда упустили свой единственный шанс в жизни.
Оставалось лишь следить за тем, как это получается у других и переживать за выдуманных героев, как за самых близких людей – и Джастине в том числе…
Да, когда у человека не складывается собственная жизнь, когда она, даже не закончившись, незримо подходит к той самой черте, за которой начинается безразличие ко всему, кроме себя, своего здоровья, своих мелочных интересов и старческого эгоизма, что ему остается?
Разве что по ночам в минуты слабости, уткнувшись лицом в подушку, вспоминать былое и плакать по утраченной молодости, несбывшейся любви, по тому счастью, которое было так близко, но не свершилось…
Джастина, отстранив руки Лиона, неторопливо прошла по комнате, остановилась подле окна и, одернув штору, посмотрела на соседний дом.
Окна были наглухо задернуты шторами. Она вздохнула.
Да, прав был Лион, когда говорил, что жизнь любого слабого человека рано или поздно начинает складываться из непонятной, малообъяснимой с первого взгляда цепочки случайностей – которые он определял как «если бы»…
Лион коснулся ее плеча.
– Они уехали…
Джастина, не оборачиваясь, уточнила:
– Кто?
Она прекрасно знала, кого именно имел в виду ее муж, когда говорил «о них», однако сделала вид, что не поняла – видимо, потому что не хотела о них говорить.
Однако Лион то ли не понял ее, то ли сделал вид, что не понял.
– Ты ведь смотришь на дом Бэкстеров? Джастина едва заметно кивнула.
– Не надо притворяться, дорогая, и делать вид, будто ты не понимаешь, кого я имею в виду…
Она одернула штору и с напряженной улыбкой посмотрела на мужа.
– Хорошо, больше не буду.
– Ведь я знаю тебя много лет… Тебе это не идет, Джастина…
– Хорошо…
– Пойдем лучше ужинать. Дети заждались… Джастина стала неторопливо спускаться вниз, на ходу перебрасываясь с Лионом какими-то малозначительными фразами, однако думала все равно о своем.
Да, теперь все кончено. Наверное – навсегда. Впрочем – почему наверное? Кончено окончательно и бесповоротно.
Ведь она, Джастина, давным-давно дала себе слово, что этого больше никогда, не повторится, что даже мысленно она постарается не возвращаться к той истории, которая послужила причиной раскола в ее семье – да не только в ее…
Но все, все, хватит об этом.
Сезон гольфа закончен. Так и хочется сказать: «завершен навсегда». Навсегда ли? Хочется надеяться.
Полно, Джастина – а действительно ли тебе этого так хочется? Не обманываешь ли ты себя? Нет, нет, все кончено.
Это значит, что Питера она больше никогда не увидит, разве случайно где-нибудь, на художественном аукционе. Они не спеша пройдутся рядом, поговорят о пустяках и ни словом, ни жестом не выдадут того, что их когда-то связывало…
Джастина живо представила себе, как именно это будет выглядеть и почему-то улыбнулась. Наверное, потому что подумала: теперь ей наверняка должно стать легче. Впрочем, не ей одной…
Но вместо долгожданного покоя, облегчения, на которое она так рассчитывала, ее душу окутала черная, смертельная тоска. Появилось ощущение, будто бы в один миг она потеряла очень важное, сокровенное, что-то необыкновенно дорогое.
Кого же – Лиона? Да, наверное, хотя она всеми силами пыталась убедить себя, что Лион по-прежнему любит ее, что все у них хорошо, и что дальше они будут жить, будто бы ничего не случилось, все в порядке.
А может быть…
Может быть, все-таки, не его? А Питера Бэкстера?
Джастина всячески гнала от себя эти мысли, она не хотела больше думать о Питере, не хотела о нем вспоминать… Однако мысленно все время возвращалась к этому человеку, который одарил ее такой радостью, но одновременно, принес в ее жизнь столько горя…
От воспоминаний Джастина совсем поникла – как нежный цветок, который давно уже не поливали.
Не стоит и говорить, как рады были дети ее выздоровлению.
Вопросы сыпались один за другим:
– Как ты себя чувствуешь?
– Ничего не болит?
– А какие лекарства ты принимала?
Последние несчастья так сплотили и сблизили Джастину с приемными детьми, что те совершенно естественно перешли с ней и с Лионом на «ты» – разумеется, Джастина была только рада этому.
Она улыбнулась.
– Спасибо, все хорошо…
И тут совершенно неожиданно для всех Уолтер сказал:
– Сегодня утром к нам приходил какой-то клерк из банка…
Джастина, удивленно посмотрев на приемного сына, переспросила:
– Клерк? Тот кивнул.
– Да, клерк из банка.
– Из какого банка?
– Я точно не помню…
– К кому же именно этот клерк приходил? Наверное, к нам опять насчет пенсионного фонда?
Ни слова не говоря, Уолтер протянул приемной матери красивый конверт.
– Это он передал нам с Молли. Удивленно подняв брови, Джастина вскрыла конверт – оттуда выпал заполненный бланк, в котором руководство банка «имело честь сообщить мистеру Уолтеру Хартгейму и мисс Эмели Хартгейм», что некий джентльмен Джеймс Рассел открыл на имя каждого счет по достижению двадцати одного года, то есть совершеннолетия на сумму…
Когда Джастина увидела, на какую сумму открыт счет, глаза у нее поползли на лоб.
– Как? Ведь это целое состояние!
