Птичка Певчая - Стекло (СИ)
Лариса взяла дочку за руку. Ни холодная, ни горячая. Как давно она не делала этого. Отказывала себе в удовольствии прикасаться к собственному ребенку, чувствовать живительное тепло, согревать им свое сердце и отдавать стократ больше.
Она погладила дочь по голове, прикоснулась к волосам. Долго она искала силы у Господа, ей казалось, что в молитвах она обретала поддержку. Теперь у нее было чувство, что это просто слова, которые даже не отдаются этом в стенах храма.
И сейчас надежда медленно покидала ее. Ей казалось, что если ее ребенок уйдет навсегда, с Дашей уйдет и вера в Бога, людей и справедливость.
Лариса расплакалась. Сколько еще должно было пройти времени, прежде чем доктор опять захочет ей сказать то, что она никогда бы не хотела услышать?
И все же, повинуясь своему сердцу, она опять зашептала слова молитвы. Она просила Богородицу не оставлять ее дитя. Кому как не матери Христа знать, что такое ,когда твой ребенок страдает, когда он умирает.
И боль в материнском сердце не сравнится ни с одной другой. Это самая сильная боль из возможных.
«Голоса практически замолчали. И я дрейфую в этом чудесном мире. Однако точно знаю, что очень скоро что-то должно произойти. Пункт моего назначения близок. И скоро я исполню свое предназначение, стану чем-то еще , стану кем-то. Но пока это мне неизвестно.
Я спокойна, как никогда. Это блаженство. Не знать боли, не знать тревог, жить в безмятежности. Я – миллион частиц, я – гармония. И это существование единственное, что я знаю. Странное слово «помни» не находит у меня толкования. Хотя почему-то приходит на ум время от времени.
В этом мире кроме меня никого нет. Во всяком случае, я больше никого не вижу. Но точно знаю, что не одна. Бешенное движение будто замедляется. Краски блекнут и я чувствую, что переход близок.
Мне интересно, что будет дальше. Я в предвкушении и возможно, даже в нетерпении. Потому что странная тяжесть иногда тянет меня вниз. Но вниз я не хочу.
Иногда меня неожиданно накрывает потребность что-то показать, проявить что-то. Это похоже на блаженство, но я хочу отдать это кому-то другому, а не оставить себе. Но как? Здесь же никого нет?
Тогда смутное чувство, что раньше я уже делилась частицей себя с кем-то, накатывает на меня. Но я прогоняю наваждение. Мне становится неуютно, потому что я не могу … вспомнить? Действительно, что за странное слово?
»
Милан застал Ларису у кровати дочери. Они все несли своеобразную вахту. Ему пришлось выйти на работу, хотя мыслями он все время оставался здесь. И ему было неприятно, что Даша может остаться в одиночестве в этом месте. Поэтому он часто ночевал на диване в ее палате.
Он молча взял все расходы по лечению на себя. Однажды он даже задумался ,чтобы перевезти ее в другую клинику. На то была серьезная причина.
Как-то он стал разминать ее ноги. Милан успел почитать литературу, и боялся, как бы мышцы не атрофировались. Поэтому взял за правило двигать ее руки и ноги, массировать их, разминать.
Неожиданно какое-то странное пятно на ее бедре привлекло его внимание.
Когда он понял ,что это – вылетел из палаты и набросился на врача. Он обеспечивал достаточно сильную мотивацию доктору и медперсоналу, чтобы за Дашей хорошо ухаживали. Однако при виде пролежней у него снесло крышу.
Он требовал перевести ее в другое отделение, связаться с частными клиниками, где специализируются на таких случаях, договориться о транспортировке.
Доктор приносил свои извинения, говорил, что это – обычное дело для лежачих больных. Однако после одного взгляда мужчины замолчал.
- Я лично прослежу за медперсоналом. Однако ее нельзя сейчас переводить куда-либо. И дело не в деньгах, которые вы платите. Дело в том, что я не даю гарантию, как она перенесет транспортировку. Можете связаться с любым врачом. Он скажет то же самое. Если рискнете, можете сделать ей хуже. А может, и нет. Вам решать.
Милан покачал головой. Куда уж хуже. Медсестры и санитарки стали порхать над девушкой. Иногда приходила сиделка и была с ней, пока кто-то из родных или друзей не входил в палату.
Однако хуже все же могло быть. Лариса рассказала о разговоре с доктором.
Милан дышал тяжело, силой заставляя воздух входить в легкие. Грудь сжало.
- Я найду доктора и вернусь, - сказал он женщине и вышел. Но не в ординаторскую, а на улицу. Сел на лавочку возле больницы и уронил голову в ладони.
Даша была так молода. Он делал ставку на ее юность, здоровье, на уход и поддержку родных. И теперь Лариса говорит ему, что он прогадал.
Возможно, ему следовало бы сразу позаботиться о том, чтобы ее лечили лучшие специалисты, на которых бы у него хватило денег.
Но тогда он и сам едва выкарабкался. А когда смог принимать какие-то действия, наверное, было уже слишком поздно.
Он зарылся пальцами в волосы. Что еще сделать для нее? Может быть, пригласить специалиста для консультации? Да, теперь у него появилась тема для разговора с лечащим врачом Даши. Потому что просто пойти и спросить, умирает ли она, Милан был не в состоянии. Он подавился бы этими словами.
Хрупкий мужчина с тонкими, чуткими руками, белоснежной шевелюрой и выцветшими голубыми глазами был одним из лучших столичных докторов, светило нейрохирургии.
Милан привез его через неделю. Однако надежда на его опыт и знания не оправдалась. Во всяком случае, не так, как рассчитывал мужчина.
Доктор подтвердил, что замечаются некоторые угасания работы мозга. Надежда на выздоровление есть. Этого не стоит отметать, как невозможный вариант. Однако динамика свидетельствует о другом.
Милан не сказал больше ни слова.
Выходные он провел у Даши. Не мог заставить себя отойти от нее, но и не мог придумать слова, которые смогли бы проникнуть сквозь кокон болезни, оживить ее, дать сил бороться. Ему казалось, что он уже озвучил все разумные доводы. И это ни к чему не привело.
Ему позвонили с работы. Он вышел на улицу, чтобы не вести деловых разговоров в больничной палате. Присел уже на знакомую лавочку. Завершив беседу, убрал мобильный в карман и посмотрел на небо.
Только сейчас он почувствовал, как ярко светит солнце, его горячие лучи проникают сквозь кристально чистый воздух, наполненный ароматами цветов и молодой травы, примятой ногами прохожих.
На деревьях уже стала появляться зелень, однако это была пора, когда цвели абрикосы и персики. Они первыми возвращались к жизни после долгой зимней спячки и заявляли о себе буйным цветением.
Это было время, когда он влюбился. Почувствовал, как грудь распирает от этого нового, светлого, всепоглощающего желания радоваться жизни, делить ее с другим человеком, петь ей и обнимать ее.
