Татьяна Тронина - Страсти по рыжей фурии
– А что я должна говорить?
Он подошел, взял меня за руки.
– Теперь ты убедилась, что ни в чем не виновата? Ты казнила себя из-за неосторожно брошенной фразы, а он даже не помнит ее. Решение возникло в нем случайно, без чьего бы то ни было участия, он просто больной человек...
– Разве дело во фразе? – равнодушно ответила я. – Она – так, мелочь. Я позволила Мельникову поверить, что люблю его. «Она всю жизнь любила только меня, с самого детства!»
– Но, Таня, я не хочу, чтобы ты...
– У меня голова болит, – сказала я. – Поговорим завтра. У меня очень голова болит...
– Ты мне позвонишь, правда?
– Да, завтра. Мы еще с тобой поболтаем.
– Я буду ждать, – серьезно ответил он.
– И забери эту кассету с собой, а то, боюсь, я не выдержу и стану слушать, как Серж читает стихи, – и сама лишусь рассудка...
Когда он ушел, я села в кресло перед выключенным телевизором и надолго задумалась. Алексей, конечно, очень славный человечек – затеял расследование ради меня... Но какой в этом смысл? Никакого. Ничего не изменилось, моя вина не стала меньше, Митю к жизни не вернешь. Но что-то тут такое есть... что-то неуловимое...
«Как раз перед тем я был у одного человека, мы говорили о ней...» – это Серж о Шурочке. Да, я очень хорошо помнила, что после первой встречи со мной на липовой аллее тем самым днем Серж собирался к Шурочке. Сколько раз я потом жалела, что не позвонила ей сразу же с просьбой образумить Сержа! Мелочи, мелочи... их было столько... Если б обратить внимание хотя бы на самый ничтожный пустяк, изменить его, то, возможно, Митя до сих пор был бы жив. Но все сложилось одно к одному, карты уже не перетасуешь...
«Вас когда-нибудь предавали?» – это он снова о ней, о Шурочке. Сумел ее простить, но предательства не забыл. Не хотел, чтобы его и второй раз предали. «У меня был такой большой нож, охотничий... Вы когда-нибудь были в Африке?» Серж совсем не злой, раз сумел простить Шурочку и даже считал ее особенной, умной, спрашивал совета...
Она бросила Сержа, когда узнала, что он безнадежно болен? Когда-то я была в этом уверена, хотя в последнюю нашу встречу Шурочка сказала, что рассталась с Сержем из-за другого мужчины. Так знала или нет? А если знала, что у Мельникова не все в порядке с головой, какого черта она мне его сватала... Обычная женская вредность, в которой ничего особенного нет. Так знала или нет? Я почувствовала раздражение... Она назвала меня «графиней Дракулой» и обвинила во всем – в смерти Мити, в несчастной судьбе Сержа...
Самым простым решением было позвонить непосредственно Шурочке и спросить у нее еще раз. Хотя какой смысл – не факт, что сегодня она скажет мне правду. В голове у меня все путалось. Мне ужасно хотелось узнать ответ на этот вопрос от какого-нибудь третьего лица, которое никак не было бы заинтересовано в сокрытии правды.
Я быстро привела себя в порядок, оделась и выскочила на улицу – был четвертый час дня. Стояла жаркая, солнечная погода, какая часто бывает в конце мая, почти летняя.
Занятий в моей старой школе уже не было – последний школьный звонок прозвенел накануне, но ребятня еще бегала по этажам, одиннадцатиклассники готовились к выпускным экзаменам, еще работали какие-то кружки. Флору Лаврентьевну я нашла в лаборантской – узкой длинной комнате, находившейся как раз за кабинетом биологии. Она вела в школе ботанику, зоологию и прочие естественные науки, которые обычно пользуются благосклонностью учащихся, ибо изучение их не связанно с особыми трудностями.
В лаборантской было душно, тесно, полки были заставлены всевозможными биологическими пособиями – от грустного скелета, исчирканного цветными фломастерами, до заспиртованного сурка с распоротым брюхом – дабы дети имели наглядное представление о его внутренних органах. Кажется, это был тот самый сурок, который и в юности производил на меня тяжелое впечатление.
У дальнего окна росли цветы, жевал в клетке капусту большой черный кролик. Флора Лаврентьевна с двумя славными девчушками лет десяти как раз возилась с ним.
– Таня! – обрадовалась моя бывшая классная. – Вот сюрприз!
– Извините, Флора Лаврентьевна, что давно не появлялась...
– Да брось ты! Рано или поздно все вы тут появляетесь, так что я уж и не обижаюсь. Мне остается только гадать, кто из вас придет ко мне в следующий раз. А у нас здесь Стивен Кинг. – Она протянула мне жирного кролика, который изо всех сил колотил по воздуху задними лапами. – Хочешь подержать?
– Что вы, что вы! – замахала я руками. – Я боюсь... А почему Стивен Кинг?
– Это его так Семенова назвала. – Бывшая классная кивнула на одну из девчушек, которая смущенно улыбнулась щербатым милым личиком.
– Я очень люблю этого писателя, – ответила та голосом отличницы. – Вы читали?
– Кажется, – рассеянно ответила я. – Впрочем, по-моему, его книги совсем не для детей... Флора Лаврентьевна, а к вам кто еще заходил недавно?
– Пирогова все время навещает, Настя Бубнилова тут заявлялась, все больше про политику говорила...
– А Шура Пинелли?
– Ой, эту я сто лет не видела! Ладно, девочки, бегите...
Девчушки убежали, и мы остались в лаборантской втроем – я, Флора Лаврентьевна и Стивен Кинг.
– Про Мельникова слышала? – таинственным шепотом произнесла учительница. – Кого-то пришил... В дурдом опять отправили, говорят, совсем крыша у парня поехала.
– Да, что-то такое помню, – с напускной рассеянностью ответила я, хотя внутри меня все задрожало. «Кого-то пришил» – это про Митю, про моего Митю... – Шурочку очень жалко, – постным голосом продолжила я. – Они ведь так любили друг друга!
– Любили! – фыркнула Флора Лаврентьевна. – Это он ее любил, а она... Эгоистка.
– Да что вы, не может быть! – притворно ахнула я. – Я же с ней за одной партой сидела и помню, как она обмирала при одном его появлении.
– А как заболел он осенью, сразу после школы, так и бросила она его в скором времени – мол, на что мне инвалид! Эгоистка. А могли бы жить – он вполне нормальным был, только весной-осенью обострения, полежит недельку-другую в больнице – и все, как новенький. Депрессия... Подумаешь, у меня из-за нашей зарплаты учительской каждый день депрессия!
– Ну, не все способны на подвиг, – туманно возразила я. – Жен декабристов редко можно встретить... А я так думала, что она другого полюбила, Шурочка то есть...
– Ну да, это она назло Сережке, чтобы не допекал ее. Не ссорилась, нет, она ведь со всеми очень мягко. «Я нашла другого, милый», – наверняка что-нибудь в таком духе заявила. А «другой» ее с ребенком бросил. И поделом, ведь Сережка после ее слов таблеток наглотался, едва откачали. После того у него ухудшение наступило. Конечно, теперь уж он никому не нужен...
