Моя Гелла - Ксюша Левина
– Он не просил прощения, – говорит Гелла, пожав плечами.
– Я насмотрелась на таких, как он. На такого, как он. И ничего не меняется, – шипит Соня. Чистая правда. А я уж размечтался, что что-то изменится.
Гелла молча разворачивается и, не глядя на нас, уходит. Становится холодно. И я хочу придушить сестру, но не поднимается рука.
– Зачем ты ей это сказала?
– Чтобы она от тебя отвалила и все остались живы, – сипит Соня. – Ты избил Лешу.
– А тебе-то что? Ты же с ним уже все попробовала и тебе якобы не понравилось.
Она смотрит на меня гневно, но обреченно. Должно быть, так смотрят на онкологов, сообщающих плохие новости.
– Нельзя так…
– Как можно? Напиваться каждый вечер, а потом полдня ходить потухшей с похмелья? Это твой план по выживанию?
Соня качает головой.
– Использовать людей, наплевав на их чувства? На чувства таких, как Гелла?
Лицо Сони искажается, как будто раскалывается, идет мелкими трещинами. Губы, подбородок, лоб – все теперь покрыто сетью морщин, пропитанных горечью. Соне плохо, и эта дурнота поднялась-таки настолько, чтобы выплеснуться наружу.
– Приведи себя в порядок, – мертвым голосом говорит она. – Нам ехать к отцу.
– А может, к черту отца?
Но она только машет рукой, мол, не говори глупостей. И правда. Как мы можем такое пропустить…
* * *
Небо такое низкое и плотное, как будто это не взвесь крошечных частичек воды, а ватная глыба, которая вот-вот обрушится на город, и мы задохнемся все разом, надышавшись и забив частичками этой ваты легкие. Даже смотреть на эти темно-серые облака трудно, потому что накатывает ощущение клаустрофобии.
Стою на крыльце и кручу в пальцах незажженную сигарету, а потом бросаю ее в урну. Слишком долго не курил, и запах табака теперь кажется грязным, будто я успел от него отмыться. И воздух слишком чисто вымыт дождем, чтобы испортить его никотиновым дымом. Ладно. Один – ноль в пользу Эльзы. Кажется, я все-таки бросил курить. Хочется помыть волосы, выстирать одежду. Руки уже пахнут мылом из институтского туалета.
– Эй, привет, можешь убрать машину? – Дыхание останавливается в одну секунду.
– Привет. – Поворачиваю голову, не отрывая локтей от ограждения крыльца, над которым стоял, склонившись.
В двух шагах от меня Ася Лискина. Розовые волосы прикрыты цветастым шарфом, завязанным сзади красивым узлом. Она почти не накрашена по своим новым стандартам: с тех пор как мы расстались, она всегда ходила с бордовой помадой и длиннющими стрелками, но сегодня ничего такого нет, только щеки усыпаны блестками, как когда-то на первом курсе. И кричаще-яркое желтое пальто заставляет усмехнуться. Вот как должна была выглядеть Ася Лискина, если бы я не свалился на ее голову.
– Что? – Пока пялился, забыл вопрос.
– Твоя машина перегородила мою, отгонишь?
Она улыбается, я киваю. Мы что, вот так запросто говорим? Как будто… старые знакомые.
Смотрю в сторону парковки: Боня в результате перестановок машин в течение дня стоит и правда слишком близко к огромному танку Кострова, который Ася называет «своим». Сам ботаник Аси сидит на пассажирском месте, склонившись над чем-то, и на нас не смотрит.
– Тебе можно ко мне приближаться? – зачем-то усмехаюсь я, не отдавая себе до конца отчета в том, что говорю.
– Я не вещь, чтобы меня убирали подальше от чужих, – спокойно отвечает Лискина.
Она совсем другая. По крайней мере, со мной она была ядовитой, фырчащей, громкой. Так странно говорить с той, с кем два года засыпал в одной постели, и не испытывать ничего, что было прежде. И даже не видеть знакомых реакций. Она не злится, не идет пятнами, не доводит до конфликта, не поддается на мои провокации.
– Как тебе это удалось? – без улыбки спрашиваю я, глядя Асе в глаза, чуть ли не впервые за год. – Стать более-менее нормальной. Только не говори, что всегда такой была.
– Тебе станет легче, если я скажу, что изменилась?
– Наверное.
– Не понимаешь, в чем был виноват ты, а в чем мы оба?
Медленно киваю, Ася вздыхает и сжимает пальцами ограждение, на которое я все еще опираюсь. У нее ужасный ярко-зеленый маникюр, над которым я бы посмеялся прежде и к которому испытываю поразительное равнодушие теперь.
– Я виновата в том, что позволяла себе упиваться ролью жертвы. А ты во всем остальном, – вздыхает она. – И то, и то немало, чтоб ты понимал. А что? Решил измениться?
– Думаешь, это возможно?
Она смотрит на меня изучающе, взгляд скользит по моему лицу подобно прикосновениям, очень осторожным, почти нежным. Я в это время поражаюсь тому, как сильно она не похожа на мою Асю. Совсем другая, настолько, что я бы, наверное, и не узнал ее в толпе. Теперь это Ася Кострова? Или своя собственная?
– Возможно, – тихо отвечает она. – Главное захотеть.
– Хочешь сказать, ты больше не бьешь тарелки? Не миришься сексом? Не…
– Нет. – Она качает головой.
– Тебе достаточно просто отношений без всего этого нерва?
– Нет, не «достаточно». То, что есть у меня, – это просто все, что нужно. Больше чем слово «достаточно». Не веришь?
Качаю головой, но на самом деле верю каждому ее слову.
– Перепаркуйся, ладно?
Она сбегает по ступеням крыльца, желтое ужасное пальто развевается за спиной, как и концы цветастого шарфика. Иду следом, слишком медленно, чтобы не увидеть, что происходит в машине.
Ася забирается на место водителя, Костров тут же поворачивает к ней лохматую голову, и его губы изгибаются в улыбке. Она что-то эмоционально начинает рассказывать, он прижимается лбом к ее плечу, ее рука тут же зарывается в его волосы, и они смеются.
Тошнотворно мило. Но как-то слишком по-настоящему. И пока эти двое не начали целоваться, сажусь в машину и выезжаю на дорогу. Жду, пока Ася отъедет и их машина скроется в шумном потоке, заезжаю обратно. Не хочу домой. И не хочу никого видеть.
Выхожу, чтобы пройтись немного пешком, но вижу: Гелла спускается с крыльца в окружении незнакомых мне подружек. Она не улыбается вместе с ними, не реагирует на громкие выкрики, хотя они хохочут так, что на них оборачиваются прохожие. Гелла только коротко кивает, у нее покрасневшие глаза и припухшие от слез губы.
Я имею право пойти и предложить мир? Ужин? Обнять? Спрятать ее от этих крикливых девчонок и холодного ветра? Хотя бы прикрыть от тяжелого неба, обложенного тучами, как ангиной.
Гелла останавливается, смотрит мне в глаза и будто выбирает, что сделать дальше, пока подруги тянут ее в сторону аллеи, пройдя по которой можно попасть на центральную
