Торговец цветами - YeliangHua
Ненависть Вэйюя могла бы пошатнуть Ваньнина раньше, но не теперь.
Он давно уже принял для себя факт, что Мо Жань едва ли может в действительности испытывать к нему теплые чувства. С чего бы, если сам Ваньнин словно провоцировал юношу держаться от него подальше, делая все, чтобы тот исчез из его жизни?..
Проблема заключалась, скорее, в том, насколько эта ситуация до боли напоминала его собственную: ведь когда-то, много лет назад, о Чу Ваньнине только и делали, что говорили за спиной, называя «странным», «дерганным» и «нелюдимым».
Как он мог позволить себе стоять в стороне и смотреть, как его бывшего ученика смешивают с грязью?
Ваньнин невольно поморщился, потому что это воспоминание было слишком болезненным. В горле пересохло. Его память переплеталась путанными узлами, и попытка объяснить свое поведение рационально даже теперь заставляла его усомниться в собственных умственных способностях.
Он попытался защитить Мо Жаня — оградить от сплетен — прекрасно понимая, что человеком, которого юноша так сильно ненавидит, является он сам.
Это было полным провалом. Его разум отказывался давать какое-либо внятное объяснение этому дурацкому порыву. Да, он был влюблен в Мо Жаня так давно и бестолково — но разве трудно было притвориться, словно он ничего не слышит?.. Ему ведь не впервой было бы изображать непонимание.
Так почему же он не смог проигнорировать происходящее?..
Ваньнин опустился на сверкающий в последних закатных лучах паркет, обхватив голову руками.
На самом деле ответ был прост: Вэйюй и так находился в шаге от того, чтобы бросить балет и уйти из постановки — а его уход бы добил Чу окончательно.
Было ли желание видеть Мо Жаня на репетициях нормальным — если учесть, что теперь он знал, насколько сильно юноша ненавидит его?
Ваньнин не смел об этом думать.
Не теперь.
Он прикрыл глаза, погружаясь глубже в произошедшее.
...Лицо Мо Жаня, неестественно бледное, словно искусно вылепленное из воска, казалось абсолютно потерянным. Улыбка выглядела чужеродной, как если бы ее криво приклеили — и забыли расправить.
Ваньнин не знал, как долго решался заговорить, стоя словно истукан за спиной Вэйюя — но теперь, когда он позвал Мо Жаня по имени, он должен был что-то сказать.
Хоть что-нибудь.
Его спину в этот момент сверлили десятки глаз, и, вне всяких сомнений, любая его фраза будет услышана всей труппой.
Зачем он вообще подошел к Мо Жаню? Неужели не мог развернуться и уйти?
Ответа, как всегда, не было.
Единственное, в чем он был уверен — он так и стоял бы словно деревянный еще тысячу лет, но внезапно его глаза встретились со взглядом Вэйюя, и он почувствовал волну беспросветного отчаяния, обвившую шею тугой петлей так, что невозможно было выдохнуть.
Мо Вэйюй… в его взгляде Ваньнин почувствовал боль. Она походила на токсин, проникающий под кожу и медленно парализующий любую способность мыслить. На удар в солнечное сплетение, от которого вышибает дух.
Чу сам не знал, как смог под этим взглядом выдавить из себя те несколько фраз, и каким чудом его голос звучал почти ровно и бесстрастно.
«Мо Жань. Ты хотел поговорить. Я освободился...»
Ему было жизненно необходимо увести Вэйюя подальше от происходящего.
Он не знал, как это сделать — и последует ли за ним юноша, если он сейчас развернется и пойдет прочь. Понятия не имел, что ему делать теперь — но сама идея о том, чтобы взять Мо Жаня за руку, прикоснуться к нему, после всего, что только что открылось, казалась немыслимой.
Тошнотворной.
Подавляя в себе острое желание содрогнуться всем телом, Чу поджал губы и заставил себя развернуться и двинуться на выход.
«Не пойдет за мной — ну и плевать!»
Он тут же осознал, что юноша идет за ним, и неосознанно замедлил шаг, внезапно вспомнив, что всего день назад едва не бежал от Вэйюя. Теперь же ситуация повторялась — но словно в неком невероятном карикатурном отражении, где все встало с ног на голову.
Теперь он должен был заставить себя сделать вид, словно ничего необычного не произошло. В конце концов, если Вэйюй так тщательно скрывал все это время от него свою ненависть, что стоило Ваньнину подыграть, если в итоге это помогло бы им обоим разрешить эту дурацкую ситуацию?
Выйдя наконец на улицу, Чу позволил себе остановиться и растерянно осмотрелся по сторонам в поисках места, где они с Мо Жанем могли бы укрыться от посторонних.
— Балетмейстер Чу, — раздался приглушенный голос за его спиной. — То, что Вы могли услышать...
— Заткнись, — Ваньнин даже не обернулся.
Не осмелился.
Тонкая линия залегла между бровями. Его взгляд, на мгновение ослепленный ярким солнцем, выхватил отдаленную вывеску чайной, и он тут же пошел в сторону крошечного заведения, ютящегося под одной крышей с лапшичной, автомастерской и жилыми постройками.
— Ты идешь? — окликнул он через мгновение оторопевшего Мо Жаня, который так и застыл в дверях, словно был не совсем уверен, что именно ему делать.
Ваньнин никогда еще не видел этого юношу таким потерянным — ни теперь, ни шесть лет назад. Вэйюй действительно выглядел так, словно шел на погибель.
Смертельно бледный.
«Почему он так смотрит на меня?..»
Балетмейстер неосознанно поджал губы. Он не знал, о чем именно собирается говорить с Мо Жанем. Что они собирались обсуждать до того, как уродливая правда вырвалась наружу?..
— Балетмейстер Чу, если Вы не хотите, чтобы я к Вам приближался, я пойму, — неожиданно сказал Вэйюй ему в спину. — Нам не обязательно говорить о чем-либо. Я могу… просто исчезнуть из Вашей жизни.
— И где я, по-твоему, возьму второго Тасянь-Цзюня за месяц до премьеры, Мо Жань? — Чу снова остановился и, развернувшись к Мо Жаню, смерил юношу пристальным взглядом. — Для меня не новость, что ты испытываешь ко мне не самые светлые чувства. Я… думал об этом и раньше. Это не шокировало меня.
— …... — Мо Жань уставился на него, разинув рот, как если бы только что услышал нечто, что заставило его усомниться в собственном рассудке.
— Я не допущу сплетен за твоей спиной, — продолжил бесстрастно Чу Ваньнин. — Что до меня — я ведь и раньше работал с тобой на сцене. Не думаю, что теперь что-то будет отличаться.
Мо Жань внезапно как будто немного расслабился. Он карикатурно приподнял брови, а затем как-то особенно неловко усмехнулся.
— Балетмейстер Чу уже знал об
