Заблуждение сердца - Natallisha
Полина медленно вошла в изысканный холл отеля «Англетер», проследовала к широкой лестнице, не обращая внимания на элегантные кожаные диваны, с оранжевыми и золотыми подушками, кованые лампы и любопытный взгляд портье. Словно под гипнозом, промелькнули ступеньки, красная ковровая дорожка коридора, хрустальные бра на стенах. Девушка остановилась у дверей с номером двенадцать. Все инстинкты, сейчас обостренные до предела, кричали ей, что нужно уйти, подобно тому, как следовало не оборачиваться Орфею, плывшему по водам царства мертвых. Но он обернулся….. и Полина вошла: в небольшой прихожей не было никого, в номере стояла глухая странная тишина. Полина повернула налево, заглянув в комнату с добротной двуспальной кроватью…. Спальня, в бело-розовых тонах, мягкий ковер с валяющимися на полу джинсами и рубашкой. Комната, насквозь пропахшая приторными духами, впитавшая их сладостный яд. А кровать… взгляд Полины сфокусировался на ней отрешенно, точнее не совсем на ней… На человеке, спавшем в той же самой позе, что и утром: обнаженные плечи, тонкое покрывало…Взор девушки метнулся к окну: женщина стояла спиной, на ней был восхитительно красивый кружевной пеньюар. Стояла, не оборачиваясь, впрочем, нужды - видеть ее лицо у Полины не было. Взгляд снова вернулся к …. С каким-то удивлением прозвучало в голове слово: "Муж". Ее муж не мог здесь быть, то есть, этот человек не мог быть ее мужем.. Девушка смотрела на него так, словно желала запомнить, сквозь безумное ощущение нереальности, вдруг мелькнула неуместная мысль: "Что-то не так".
Полина отвела взгляд и опрометью выбежала из номера.
Лера обернулась, по ее лицу текли черные мокрые дорожки. Она затушила в пепельнице слабо тлевшую сигарету и тоже посмотрела на спящего Рябинина. Вздрогну отвернулась и стала быстро одеваться. Спустя десять минут , она покинула отель.
Серж подъехал к Борсалино без десяти минут пять. Он успел заехать домой, принять душ и переодеться, в до безобразия элегантный костюм. Почему-то именно так называла его Маша, она любила тонкую изысканность от Армани. Войдя в зал, молодой человек в первую очередь поискал ее глазами и, найдя, двинулся вперед, попутно раздавая дежурные приветственные кивки. Она стояла спиной, по телу струилось мерцающими волнами серебристое платье, драгоценные кольца волос рассыпались по обнаженным плечам. Приблизившись, Савицкий пожалел, что вокруг так много народу, желание обнять ее и коснуться желанных губ было почти непереносимым. Он не удержался, в конце концов кому до того было дело, его руки мягко легли ей на талию, и голос над ухом произнес:
-Могу я рассчитывать на твое прощение?
Маша узнал голос, и руки, моментально согревшие ее родным теплом. Она обернулась, всколыхнув в Серже новую волну желания.
-Ты прощен, – голос прозвучал тихо, и от того очень интимно.
Их пальцы сплелись в своем диалоге, особом и чувственном. Маша смотрела на него сияющими глазами и все еще не могла поверить, что он здесь, рядом с ней, живой и невредимый, только очень уставший. Один Бог знал: как она боялась этой новой поездки в Москву. Серж невероятно нежно приблизил ее руку к своим губам и, перевернув ладонью вверх, коснулся губами бархатной кожи.
-Похоже, тебе понравилось меня спасать, ты входишь во вкус, ангел мой, – он смотрел ей в глаза, тем особым взглядом, от которого Машу пронзало словно током, – полковник Ермаков до сих пор пребывает в приятном удивлении от твоего визита.
-Скорее он пребывает в уверенности, что я не только недалекая блондинка, но и истеричка, – улыбнулась Маша, но глаза ее оставались тревожными.
-Я не вижу Рому и Томаса.
-Они на террасе, – Маша с трудом сглотнула.
-Понятно, а где Полина?
Тут Серж уже в который раз заметил странную растерянность в глазах Маши.
-Что случилось? – помимо воли в его вопросе прозвучала тревога.
-Видит Бог, я тоже хотела бы это знать.
-То есть?
-Она уехала из отеля еще днем, только приехала и сразу же выбежала в спешке, через минут десять, так мне сказали в холле.
-Выбежала? Подожди, ты хочешь сказать: она ушла и не появилась на банкете. Они с Ромой поссорились?
-Я не знаю. Потом произошло еще кое-что. Но это надо обсуждать не здесь. Серж, Рома очень плохо себя чувствует, с ним что-то странное. У него непроходящая сильная головная боль и, вообще, он выглядит ужасно. Думаю, тебе лучше взять на себя Томаса. А потом я расскажу тебе то, что кажется мне очень серьезным.
-Понятно, хорошо, я пошел к ним, ты останешься здесь?
-Я не хочу делать акцент, что Полины сегодня нет, если и меня не будет, он решит, что это было так предусмотрено.
-Да, ты права.
-Серж – Маша удержала его за руку,- с тобой все в порядке?
-Все хорошо, милая, я сейчас пообщаюсь с Томасом, и сразу же вернусь. Думаю, уже поздно и он захочет отдохнуть.
Две недели спустя.
Людмила Игоревна Одинцова чувствовала себя более, чем круглой идиоткой. А подобных ощущений она, привыкшая все держать под контролем и принимать исключительно взвешенные решения, очень не любила. Мила заканчивала проверку и сейчас писала акт на трех листах, мелким убористым почерком. Еще нужно все это перенабрать на компьютере, занести генеральному "Дара Солнца" и прощай Петербург, да здравствуют Богамы. Сначала она поедет в Зеленогорск, побездельничает в уютной, так надолго заброшенной квартире, побродит по знакомым тихим улочкам, посидит в кофейне «Шоколад», наслаждаясь свежей выпечкой и крепким, душистым, горячим кофе. Это поможет ей расслабиться, выбросить из головы отвратительную интригу, в центре которой она оказалась помимо воли. Вздохнув, Мила продолжила свою нудную работу. Закончив примерно через полчаса, Одинцова собрала разбросанные по столу бумаги и засунула в большой кожаный портфель. Потом закрыла крышку ноутбука и тщательно упаковала его в кофр. Оставалось самое сложное, но, в конце концов, кто обещал что будет легко? Мила взяла в руки акт и, распахнув дверь, столкнулась нос к носу с Луганским.
-Ты к Роме? – как-то нервно спросил Дима.
-Да, я закончила, нужно подписать заключение.
-Позволь, я его сам передам.
-Нет, извини, но я должна встретиться с ним лично.
-Мила, – Дмитрий явно с трудом держал себя в руках, – я тебя прошу, не нагнетай, сейчас очень трудное время, содержание акта ведь не изменится от того, кто его
