Тот, кто следит за тобой. Книга 1 (СИ) - Наталья Новикова
— Эван, я хочу, чтобы ты понял: теперь ты живешь здесь. Мы — не чужие, мы — твоя семья. Больше ты не будешь бояться прихода пьяной мамы, здесь тебя никто не тронет. Ты привыкнешь и полюбишь нас. Я хочу, чтобы ты всегда был с нами. Мне хочется подружиться с тобой. — закончив свою речь, она по-матерински погладила Эвана по голове, ожидая его реакции. Я была поражена, что такая кроха, как Нарин смогла так четко подобрать слова. Она сократила расстояние, воздвигнутое между ними Эваном.
По правде говоря, я не знала какой реакции ждать от мальчика. Здесь возможны были несколько вариантов и все они по-своему непредсказуемые. Его реакцией могла быть злость и брань, как и раньше, ведь Эван был очень вспыльчивым и брюзгливым, а слова, которые должны были умерить его пыл и успокоить, могли подействовать иначе. Еще он мог попросту отмахнуться от слов Нарин и безразлично уставиться в пол, как это было до её прихода. Обычно глаза Эвана были пустые и мрачные, как темная безлунная ночь, а рядом с Нарин в них появилась осознанность и живой блеск. В тот момент Эван смог удивить меня, ведь мои предположения оказались далеки от истины. Слова Нарин так потрясли Эвана, что он разрыдался. Я не знала о чем думал Эван в тот момент, почему ее слова так потрясли его? Возможно, у него действительно было детство, какому не позавидуешь и пьяная мать — лишь песчинка из всех горестей, выпавших на его долю. Слова Нарин достигли самого сердца Эвана, и он открыл ей свою душу, положив начало новой крепкой дружбе между ними.
Пока Эван плакал у нее на плече, Нарин крепко обнимала его, мягко поглаживая по спине. Эта сцена была такой трогательной, что я сама едва не разрыдалась.
После того случая Нарин и Эван стали не разлей вода. Они все время проводили вместе, играя во дворе или сбегая в тайне от меня за пределы нашей территории. Враждебность, злость и брюзгливость мальчика — исчезли без следа, явив моим глазам совсем другого ребёнка. Его плюгавость сменилась дружелюбием и благожелательностью, он стал живей и улыбчивей. Но все его улыбки, счастливые сияющие глаза, дружелюбие и пространные диалоги — предназначались лишь Нарин, когда к нему обращалась я или Амит — он становился прежним безразличным мальчиком.
Эван не обладал словоохотливостью, не любил болтать зря, на мои отчаянные попытки завязать разговор, мальчик отвечал односложными предложениями, тем самым давая понять свое нежелание продолжать разговор. Он стал спускаться вниз и завтракать вместе с нами. За столом вел себя тихо, сдержано и угрюмо, украдкой улыбаясь лишь Нарин.
Однажды, уложив детей спать, усталая и обессиленная, я вошла в нашу с Амитом спальню. Амит лежал на кровати что-то щелкая в телефоне.
— Фуух, мне едва удалось успокоить этих двух разбойников. Представляешь, не желали ложиться спать! — я села за трельяж перед зеркалом, чтобы стереть макияж с лица.
— Этот обменыш доставляет тебе неприятности? — со злостью спросил Амит. Рука с ватным диском застыла в сантиметре от лица, я едва не поперхнулась слюной от негодования.
— Как ты назвал его? — подозрительно спросила я, начиная волноваться.
— Обменыш? Ты об этом? — пожал плечами Амит так, словно не сказал ничего предосудительного.
— Да! — повысив голос почти до крика, ответила я. — Этот обменыш, как ты выразился, твой сын и кем бы ни была его мать — ребёнок в этом не виноват!
— Анетт, я тебя умоляю, — усмехнулся он. — давай без драмы.
— Ты привел ребенка в нашу семью, чтобы это место стало для него домом. Если ты не любишь мальчика, зачем тогда привел его? Для чего он тебе нужен, если ты так ненавидишь его?
— Эй, малышка, тише, не горячись так! Что на тебя нашло? — попытался успокоить меня Амит, кладя руку на мое плечо.
— Я хочу, чтобы ты ответил на мои вопросы, Амит. — холодно потребовала я.
— Да, я не питаю к Эвану любви, но бросить его на улице не мог. Я должен обеспечить ему будущее.
— Раз уж решил стать для него отцом — тогда и веди себя соответствующе, Амит. Ты не должен пренебрежительно относиться к нему!
— Я могу делать все, что захочу, Анетт.
— Так как благодаря тебе у меня появился сын, я имею право вмешиваться и требовать нормального отношения к нему!
— Какое нормальное отношение? — засмеялся он. — Ты так печёшься о нем, а он даже не удостаивает тебя добрым словом.
— Это пока! Скоро мальчик привыкнет, и мы станем настоящей семьей.
— Он так не воспитан! Его мать ничему его не научила.
— Ничего, мы сами воспитаем его. Но почему ты так не любишь его? Ты ведь так хотел детей, что случилось с тех пор?
— Я и сейчас хочу много детей. Но наших, общих, понимаешь? Эван — нежеланный, доказательство одного случайного перепиха. Его мать была шлюхой.
— А как ты узнал о нем?
— Она пришла требовать деньги на его содержание. Я отказал ей. А потом мне стало известно, что ее убили. Я не верил, что он мой, когда шёл за ним. Когда увидел его, то почувствовал в нем что-то, что убедило меня в правдивости ее слов.
— И у тебя совсем не дрогнуло сердце?
— Нисколько Анетт. Я лишь знал, что не оставлю его. Эван как крест, взвалившийся на мои плечи. Я должен нести его до конца.
— С таким отцом мальчику лучше отправиться в приют. — недовольно пробормотала я себе под нос, но Амит все расслышал.
— Можешь обижаться, разочаровываться во мне, но любви и привязанности моей — ему не видать. Я обеспечил его кровом, хорошей жизнью, дал ему семью и свое имя. У него не будет тех трудностей, каким мы подверглись в свое время в приюте. — я задумалась, понимая, что не хотела бы, чтобы Эван испытал все тяготы жизни в приюте, жизнь с безразличным к тебе отцом, пожалуй, лучше детской жестокости, травмирующей психику. К тому же он и не тянулся к Амиту, может холодность отца его и вовсе не волновала. Единственная к кому он проявлял свой интерес — это Нарин, остальные, казалось, для него не существовали.
На этом наш разговор был
