Иду на свет - Мария Анатольевна Акулова
В том, что с кем-то столкнулась, была виновата сама — Санта это понимала.
Точнее почти столкнулась, но исключительно потому, что мужчина оказался более внимательным. Придержал её за плечи, тормозя до встречи телами. Зафиксировал, остановиться заставил…
Получил свое «простите» с остаточной улыбкой на губах ещё до того, как Санта вскинула взгляд от фотографии.
А если бы успела — уже не улыбалась.
Ведь в ней оборвалось всё — сердце, связь с реальностью, моментально слетели цепи, которыми она сковывала свою боль и свой страх.
В её плечи вжимались пальцы Данилы. Она подумала бы, что с ума сошла, но в нём слишком многое слишком реально.
Хват. Взгляд. Запах.
— Ты тут…
Она шепчет дичайшую глупость, а у него губы дергаются в злой. Так же взблескивает взгляд.
— Ты сама? — Данила спрашивает, щурясь. Игнорирует её удивление.
— Пусти, пожалуйста… — А Санта чувствует опасность. Запоздало переворачивает фото, только внимание привлекая к бумажкам в руках. Пытается отступить, но Данила не дает.
— Сама, спрашиваю? — даже встряхивает немного, сам того не понимает, но сеет панику. Заставляет упереться взглядом в воротник своей тенниски и задержать дыхание.
— Пусти, пожалуйста… — Просить тише…
— Что в руках? — Задрожать, сильнее сжимая свои вещи. Мотнуть головой, мельком глянув вверх. Её максимум — секундная встреча глаз. Её максимум — просьба взглядом.
Но Данила не склонен к милосердию.
Забрать бумажки из её рук — не проблема. Только этого ему мало, потому что одной он продолжает сжимать её плечо. Не пускает.
А сам напряженно разглядывает…
— Дань, пожалуйста…
Его цепкий взгляд, направленный на то самое фото, сковывает сильнее любой хватки. Санта просит, но и сама толком не знает, о чем именно. Наверное, по-прежнему отпустить. Она не испытывает радости сейчас. И облегчения тоже не испытывает.
В её голове Данила врагом не стал, но вот сейчас он воспринимается, как опасность.
Отрывается от изображения, снова смотрит с прищуром.
Молчит. Судя по всему, даже не услышал…
— Мне больно…
Санта произносит еле слышно, хотя на самом деле болевые ощущения на коже — самая маленькая из её бед. А большая — это смешение эмоций, которые плещутся в мужском взгляде. Которые стоило бы ожидать… И которые она не хотела видеть.
— В машине поговорим.
Данила приказывает, поворачивается в сторону лестницы, требует идти нога в ногу…
Упираться можно. Даже на помощь надеяться можно в теории. Но Санта смиряется. Её желания сейчас вряд ли будут учтены.
Или надо было врать. Говорить, что не сама.
Тогда он оттряхнул бы руки и ушел.
А так…
Выводит из клиники, будто под конвоем. Совсем даже не галантно, механически просто, открывает перед ней дверь в свою машину, заставляет нырнуть, игнорируя вялую попытку всё же затормозить.
Тут же, в нескольких рядах от его внедорожника, стоит её Ромашка. Она хочет сесть в свою машину…
Но ему всё равно, чего хочет она.
Данила обходит автомобиль, садится на водительское, снова пролистывает её карточку, молча смотрит на фото. Долго не поднимает взгляд. Ему всё равно, что Санта на грани истерики.
Все эти месяцы она обретала призрачное спокойствие. По кирпичику выстраивала защитную стену. Как оказалось, зря. Потому что он ещё ни слова не сказал, а уже разрушил.
Она не ждала от Данилы тепла, минимальной поддержки. Не ждала желания разобраться и простить. Но к встрече с ним собиралась готовиться.
— Нихера, блять, не понятно…
Слова адресованы не Санте, но бьют неожиданно больно. Настолько, что она жмурится, сжимается, обнимая себя руками.
Понятно, что физически он ей ничего не сделает. Если она хотя бы немного знает Данилу — ничего. Но это не помогает успокоиться.
— Санта, — ей неизвестно, специально ли он обращается громко и требовательно, но это — совсем не то, что нужно ей. Она не смотрит в ответ на призыв. Мотает головой.
— Давай сделаем вид, что не виделись. Ты злишься… — просит, но он игнорирует.
— Санта…
Обращается ещё раз — уже мягче. Наверное, ему сложно хотя бы немного сбавить тон, но и благодарить за это девушка не спешит.
Ей бы уйти… Ей бы просто уйти…
Ничем хорошим разговор не закончится. А к плохому она не подготовилась.
Всё опять идет не по её плану. Опять она по тем же граблям — поверила в возможность, что вот сейчас догнало «лучшее», пусть и очень условное.
— Смотри на меня, блин, Санта…
Это уже не приказ. Наверное, поэтому она реагирует иначе. Действительно смотрит. Отмечает во взгляде микс не менее ядреный, чем тот, которым она когда-то люто упилась, кажется…
— Ты знаешь, от кого ребенок, Санта? — слышит самый гадкий в своей жизни вопрос. Знает, что в жизни его не забудет.
— Ты злишься… Я не хочу сейчас с тобой разговаривать…
— Придется. Ты знаешь, чей это ребенок, Санта? — Её очередную просьбу Данила игнорирует. Повторяет медленно и с паузами. Будто проблема в том, что она — туповатая.
— Открой, пожалуйста.
Санта пробует открыть свою дверь, но ожидаемо не получается. Данила же продолжает ждать ответа. А она не хочет отвечать. Хочет только защитить — себя и ребенка. Как-то так случилось, что и от него защищаться им тоже надо.
— Санта…
Данила обращается, будто устал. Сам не понимает, наверное, какую бурю в треснутом стакане разбалтывает.
— Санта, блять!
Переходит на крик и на мат, не сдержавшись. Это лишнее. Так с ней нельзя. Она слишком взвинчена, чтобы не отреагировать на это. Дергается, поворачивается.
Из глаз слезы. С губ слова:
— Я не знаю! Ты это хочешь услышать?! Я. Не. Знаю!!! Пусти меня, черт бы тебя побрал!!!
Тоже кричит, чтобы сразу же снова отвернуться и дергать ручку.
Делает всё, только бы не видеть закономерную
