Анита Шрив - Их последняя встреча
— Несколько лет назад, — говорит Линда, и сердце ее колотится в груди, — у меня были неподобающие сношения с любовником моей тети. Мне было тринадцать лет.
— Как ты понимаешь слово «неподобающие»?
— Мы… — Она думает, как лучше сформулировать. Подойдет ли слово «прелюбодействовать»? — Мы занимались сексом, — произносит она.
Следует небольшая пауза.
— Ты занималась сексом с мужчиной, который был любовником твоей тети?
— Да.
— Сколько лет было этому мужчине?
— Я не знаю точно. Думаю, чуть больше сорока.
— Понимаю.
— Он жил с моей тетей. Он жил с нами.
— И как часто ты прелюбодействовала с этим человеком?
— Пять раз, — отвечает она.
— Он силой овладевал тобой?
— Нет. Не совсем.
— Ты когда-нибудь исповедовалась в этом раньше?
— Нет.
— Это тяжкий грех, — замечает священник. — Прелюбодеяние и утаивание греха от своего исповедника. Кто-нибудь знает об этом?
— Моя тетя. Она застала нас. И меня надолго отослали из дома.
— А, — говорит священник. — Это «А» — возглас понимания, она не может ошибиться. — Продолжай.
— Отношения прекратились. Этот человек вроде как ушел из семьи.
— И ты думаешь, из-за тебя?
— Возможно. Я хочу сказать, похоже на то.
Священник долго молчит, и от этого она начинает нервничать. Все должно происходить не так. Она слышит, как где-то за пределами комнаты бежит вода, слышит голоса в коридоре. Может, священнику нужны подробности?
— Могу я говорить с тобой откровенно? — спрашивает наконец он.
Его вопрос вызывает в ней тревогу, и ответить ей нелегко. Священник поворачивается в своем кресле и перегибается через подлокотник в ее сторону.
— Это необычно, но я считаю, что должен поговорить с тобой об этом.
Линда тоже слегка подвигается в кресле. Краем глаза она видит рукав священника, его бледную руку. В веснушках, как у Эдди Гэррити.
— Я знаю, как тебя зовут, — произносит он. — Ты Линда Фэллон.
У нее перехватывает дыхание.
— Я кое-что знаю о твоей истории, — говорит он. Его голос становится добрее. Он уже не такой строгий. И уж точно, не такой усталый. — Мужчина, о котором ты говоришь, — презренный человек. Я едва знал его, до того как он уехал, но видел часто и с тех пор узнал достаточно, чтобы убедиться в этом. То, что он делал с тобой, он проделывал и с другими девочками твоего возраста и даже младше тебя. Он делал это неоднократно. Ты понимаешь, о чем я говорю?
— Линда кивает, с трудом веря тому, что слышит. Другие девочки? Еще младше?
— Можно сказать, что это был больной или дурной человек, — объясняет священник. — Возможно, и то и другое. Так что ты не одинока.
Эта информация настолько шокирует Линду, что все перед глазами начинает беспорядочно кружиться. Ее тошнит, будто она больна. Она вдруг вспоминает Эйлин и ее загадочное замечание: «Так поступало твое тело, а своего тела ты не должна бояться».
— Я не могу представить себе сердце этого человека, — говорит священник. — За его душу надо молиться. Но, думаю, я могу кое-что понять в твоем сердце.
Линде кажется, что ее легкие поднимаются в груди все выше и выше, так что скоро для воздуха совсем не останется места.
— Ты чувствуешь свою ответственность за то, что произошло? — спрашивает священник.
Она кивает, но потом понимает, что он-то не видит ее кивка. Линда сильнее перегибается через подлокотник кресла, как и священник, хотя ей не хочется смотреть ему в глаза. Где-то вдали она слышит слова, похожие на прощание, и звук закрывающейся двери.
— Да, — говорит она. — Более или менее.
— Конечно, можно сожалеть о том, что ты не была достаточно сильной и не воспротивилась этому человеку, но его грех гораздо тяжелее. Ты была ребенком. Ты до сих пор еще ребенок.
К ужасу Линды, на ее глаза наворачиваются непрошеные слезы.
— Твоя тетя поступила неправильно, отослав тебя. Могу представить себе, как ужасно это было для тебя.
Она качает головой из стороны в сторону. Доброта, доброта! Для нее она чуть ли не больнее, чем суровое слово. Никто никогда не разговаривал так с ней прежде.
— Это не грех, в котором тебе нужно исповедаться, потому что ты не совершала греха, — говорит священник. — Ты понимаешь, о чем я говорю?
Линда не понимает. Не совсем понимает. Это противоречит всему, что ей когда-либо говорили.
— Некоторые могут так думать, — продолжает священник. Он неожиданно чихает и говорит: — Извини. — Достает платок и сморкается. — Простуда начинается, — объясняет он. — Ты не хочешь поговорить об этом с кем-нибудь? С кем-то, кто мог бы помочь тебе?
Она отрицательно качает головой.
— Нет.
— Я знаю человека вроде врача, который мог бы поговорить с тобой о том, что ты думаешь по этому поводу.
— Нет, — настаивает она. — Не думаю.
— Я мог бы устроить, чтобы ты поговорила с женщиной.
— Нет, — отказывается она.
— Тяжело нести такое бремя одной.
Она громко, по-детски всхлипывает. Икота, судорожный глоток воздуха. Она отворачивается от священника.
Линда слышит, как священник встает и выходит из комнаты. Она думает, что он вышел, чтобы она поплакала в одиночестве, но он тут же возвращается с коробкой бумажных салфеток. Он останавливается перед ней, но она не поднимает глаз, тогда он достает из коробки салфетку и утирает ей нос.
— Возможно, тебе хочется побыть некоторое время одной, — говорит он.
Она снова отрицательно качает головой.
— Я должна вернуться в школу, — поясняет она, больше всего на свете желая покинуть дом священника.
— Понимаю, Линда.
Она поднимает на него глаза. Она была не права. Он совершенно не похож на Эдди Гэррити.
— Ты можешь простить того человека? — спрашивает он.
— Я не знаю. Я стараюсь не думать об этом.
— Ты можешь простить свою тетю?
Линда качает головой.
— Она меня ненавидит. Это, кажется, еще хуже.
— Не нам решать, какой грех хуже.
— Да, — соглашается она.
— Ты будешь работать над тем, чтобы простить их. Ты попробуешь.
— Да, — говорит она, хотя знает, что этого скорее всего не случится.
— У тебя есть друзья? — интересуется священник. — Кто-нибудь, с кем бы ты могла поговорить?
— У меня есть друг, — отвечает она.
— Ты ему доверяешь? — спрашивает он.
— Да. Очень.
— Это парень или девушка?
— Парень.
— Он католик?
— Нет.
— Ну ничего.
— Он — моя жизнь, — произносит Линда.
— Ну-ну, — мягко говорит священник. — Бог — твоя жизнь. Твоя жизнь — Бог.
— Да, — соглашается она.
