Ева Модильяри - Черный лебедь
– Это я, – сказала она, подойдя к нему.
– Вы синьорина Вестсель? – уточнил мужчина.
Он был молодой и красивый, но с несколько туповатым выражением лица.
– Именно я, – повторила Ипполита, направляясь к стоявшей тут же серой машине и вынуждая шофера торопливо скручивать свой плакат, что ему не очень-то удавалось.
Справившись с ним, водитель неуклюже открыл заднюю дверцу, приглашая Ипполиту удобно устроиться на мягкой коже коричневого сиденья.
– Хорошо доехали, синьорина Вестсель? – поинтересовался он, прежде чем включить мотор.
– Превосходно, – бросила она с горькой улыбкой.
Шофер прекрасно знал, что фамилия у нее вымышленная. Ведь вилла «Гренье» была «фабрикой ангелов», как называли здесь клинику для абортов, и те, кто прибывал сюда, чтобы избавиться от компрометирующего их бремени, называли себя самыми фантастическими именами. Официально клиника была многопрофильным лечебным учреждением, которое включало в себя отделения акушерства и гинекологии, но здесь же лечили и от бесплодия, а в нервном отделении – от всякого рода депрессий и нервных расстройств. Больные из зажиточных семей были окружены в клинике соответствующим комфортом.
Шофер был знаком с психической неустойчивостью молодых особ, приезжающих на виллу «Гренье» в тревоге и страхе. Покидали они клинику несколько дней спустя с глазами, полными печали, хотя и получив за соответствующую плату от опытных специалистов ту помощь, на которую рассчитывали.
Дорога, петляя, поднималась в гору через девственные леса, и воздух, по мере того как машина взбиралась выше, становился все более легким и свежим. Ипполита достала из дорожной сумки кардиган и набросила на плечи. Свежесть воздуха и крутые изгибы горной дороги вызывали у нее легкую тошноту.
– Долго нам еще ехать? – спросила она.
– У синьорины какая-то проблема? – забеспокоился шофер, уверенный, что причина недомогания пассажирки заключается в том состоянии, в котором она находится.
– Никаких проблем, – солгала Ипполита.
– Если желаете, можно ехать помедленней, – предложил молодой человек.
– Делайте, как хотите, – сухо ответила она. – Я всего лишь спросила, когда мы приедем.
– Не позднее, чем через десять минут, – обиженно ответил он, пожалев, что вмешался.
Ипполита ему не понравилась. Она явно принадлежала к тому типу женщин, спесивых и высокомерных, которые считают себя пупом земли, а всех остальных – своими слугами. Но ничего, доктор Гренье позаботится о том, чтобы сбить с нее эту спесь. На его глазах уже не первая девушка приезжала сюда, полная чванства, а уезжала униженная, как побитая собака.
Машина проехала большие ворота из кованого железа и покатила по аллее, усыпанной галькой, которая перерезала надвое большой благоухающий розарий. Гроздья вьющихся гераней украшали фасад низкой виллы, вытянутой в длину. Авто остановилось перед входом, где его ждала медсестра, относительно молодая, с отсутствующе-официальным выражением лица.
– Синьорина Вестсель? – спросила она.
Ипполита ответила небрежным кивком головы. Но ее умышленная невежливость разбилась о равнодушие женщины, как капля воды об окошко движущегося поезда.
– Доктор Гренье ждет вас, – сказала она, пропуская прибывшую пациентку в широкий коридор. – Последняя дверь направо, – добавила медсестра.
Неуверенными шагами Ипполита пошла в указанном направлении. В конце коридора она постучала в нужную дверь, и чей-то голос пригласил ее войти.
Ипполита оказалась в комнате, где витал свежий аромат мяты. Обстановка была очень строгая. Стены, отделанные темными панелями, большой письменный стол, заваленный бумагами, два внушительных кожаных кресла, а в глубине, на фоне аркообразного окна с крахмальными занавесками, крепкая фигура в белом, против света казавшаяся еще более внушительной.
Доктор Гренье оказался женщиной. Ипполита почувствовала какую-то робость перед этой персоной, весьма уверенной в себе, с пухлым гладким лицом, с очками, держащимися на кончике властного носа, и завитыми черными волосами с проседью.
– Я доктор Гренье, – представилась хозяйка кабинета, идя навстречу, в то время как ее тонкие губы прогнулись в слабой улыбке.
Ипполита от изумления застыла на пороге.
– Вы не ожидали увидеть меня? – пошутила Доктор Гренье. – Если бы вы встретили здесь мужчину, то почувствовали себя более свободно? Вы чем-то озабочены? – спросила она, пожимая ей руку.
– Скорее, удивлена, – ответила Ипполита, уже придя в себя. – Человек, который говорил мне о вашей клинике, опустил эту частность, – улыбнулась она.
– Кто вам рассказывал о вилле «Гренье»? – спросила врач, указывая гостье на большое кожаное кресло, расположенное по правую сторону стола.
Обе женщины уселись друг против друга.
– Несколько лет назад в Лугано, – объяснила Ипполита, – я познакомилась с одной немецкой писательницей. Ее звали Лотта Вестсель.
– Под именем которой вы и появились здесь, у нас, – заметила доктор Гренье и добавила: – Почему вы сказали «ее звали»?
– Потому что она погибла в 1945 году в железнодорожной катастрофе в Пиренеях, – сказала Ипполита.
– Я помню ее. Она была пациенткой моего отца, – кивнула доктор Гренье. – И по-видимому, ссылалась на него.
Ипполита решила перейти к теме, которая ее больше волновала, и она сделала это в своем стиле, прервав подобие салонной беседы простой фразой.
– Я беременна, – спокойно заявила она.
Доктор Гренье улыбнулась, словно гостья сообщила, что у нее легкая мигрень.
– Понимаю, – сказала она.
– Но не хочу оставаться в этом положении, – пояснила Ипполита.
– Это ваше право, если вы совершенно уверены в своем выборе.
Тот факт, что врач ее не осуждает, не изменил состояния души Ипполиты, где царили страх и беспокойство. Ипполита не боялась операции самой по себе. Укромное место и профессионализм врачей гарантировали ей полную безопасность. И операция сама по себе была в общем-то простой. Этот страх и это беспокойство относились не к телу, а к иной, неприкосновенной стороне ее личности, можно было бы сказать, к душе, если бы она не боялась этого высокого слова.
Она, которая привыкла ни с кем и ни с чем не считаться, впервые почувствовала в глубине своей души какое-то острое чувство вины.
Когда они с Эдисоном решили, что аборт – это единственное возможное решение, Ипполита ни в чем не сомневалась и не испытывала колебаний, но сейчас, перед лицом такого крайнего решения, ее охватили сомнения, которые очень редко посещали ее. Даже доктор Гренье, которая ни в малейшей степени не осуждала ее и встречала эту проблему с холодной улыбкой, не прибавила ей спокойствия.
