Адриана Триджиани - Лючия, Лючия

Наконец, Лючия делает глубокий вдох и закрывает глаза.

— Где он? — спрашивает она чуть слышно.

— О, Лючия. Простите. Я и не думала…

— Где он?

— За решеткой, — откровенно говорит Кит.

То, как Кит говорит «за решеткой», заставляет Лючию улыбнуться:

— О, с правопорядком у него всегда было туго, да и с честностью тоже.

— Кроме шуток Я проверила его. Ну, я зашла в интернет и нашла все возможные заметки о нем. Еще я достала полицейские сводки. Он в Синг-Синге.[65] Это тюрьма в Оссининге, что на Гудзоне.

— Кит, надеюсь, вы извините меня, если я попрошу вас уйти. Мне нужно побыть одной и хорошенько все обдумать.

— Не вопрос, — говорит Кит.

Она закрывает за собой дверь комнаты Лючии и спускается по лестнице с тяжелым сердцем. И зачем она только взялась за раскопки могилы утраченной любви Лючии? Ей бы следовало догадаться, что Лючия не из тех женщин, которые занимаются подобными вещами. Если бы она захотела, то разузнала бы все сама.

Кит устраивается со своим портативным компьютером и бессмысленно утыкается в экран. Раздается стук в дверь. Она с удивлением обнаруживает стоящую на пороге тетушку Лю; та все еще в домашнем халате.

— Входите.

Кит заводит ее внутрь и закрывает дверь, понимая, что в обычной ситуации Лючия постеснялась бы выйти из своей комнаты в халате. Она сама не своя, думает Кит, и все это — моя вина.

Лючия смотрит на Кит:

— Я хочу увидеться с ним. Но я не могу ехать одна. Не могли бы вы сопровождать меня?

— Конечно, — говорит Кит. — Я обо всем договорюсь, и мы сможем поехать в эти выходные.

— В эти выходные? — приглаживает волосы тетушка Лю.

— Да, по субботам день посещений. Мы можем выехать после ланча, так что вы успеете сделать прическу.

Кит понимает, что, как и у нее, у тетушки Лю есть свои собственные субботние ритуалы. Аромат «Аква нэт» чувствуется на лестничной клетке каждые выходные, когда Лючия возвращается из парикмахерской.

— Замечательно, — говорит Кит Лючия. — Мне нужно выглядеть наилучшим образом.

Кит дожидается Лючию в прихожей, чтобы поехать на метро до железнодорожного вокзала. Она смотрит на старые скамейки, воображая, как Лючия и Джон Тальбот желают на этом самом месте друг другу спокойной ночи. Она разглядывает витраж из розового стекла в двери и представляет, как молодая Лючия выглядывает сквозь него в ожидании своего возлюбленного. Кит никогда не уделяла внимания таким деталям архитектуры. Она поднимает глаза и разглядывает потолок и узорную люстру. Пристально, в деталях разглядывая все эти вещи, она обнаруживает, что разноцветные хрусталики на люстре сделаны в виде разных фруктов и ягод.

Лючия объявляет с лестничной площадки:

— Я уже иду, Кит.

— Не торопитесь! — весело отвечает Кит.

Она продолжает рассматривать прихожую новыми глазами, пока Лючия не присоединяется к ней.

— Лючия, — показывает рукой Кит, — это ваша люстра?

— Да, она самая, — легко отвечает та. — Какой смысл держать ее в коробке. Пусть все наслаждаются, — пожимает она плечами.

Вид из окна поезда, следующего в Оссининг такой успокоительный, что Кит даже не удивляется, когда Лючия рассказывает про целое живописное течение под названием «Школа реки Гудзон»,[66] которое занималось исключительно созданием местных пейзажей. Оказывается Лючия, воодушевленная Арабел Дрескен, прошла курс обучения по специальности «искусствоведение» в Новой школе социологических исследований. Бессчетные холмы, широкая река с оловянного цвета водой, дома в викторианском стиле. Кит кажется, будто она попала в другое измерение. Ей хочется рассмотреть каждую деталь этого успокоительного пейзажа. Она жутко переживает, что встреча Лючии и Джона Тальбота обернется бедой.

— Почему вы так тревожитесь? — спрашивает Кит Лючия.

— Я до смерти боюсь, что Джон Тальбот окажется ничтожеством.

— Он не будет выглядеть жалким. Он будет таким, как всегда, — привлекательным, самоуверенным и энергичным.

— Откуда вы знаете?

— Я уже женщина пожилая, и мы с ним были знакомы достаточное время. Есть только одно правило, верное для всех людей, от самого их рождения и до смерти. Люди не меняются. Ну, если только чуть-чуть, но никогда глубоко. Мы — то, что мы есть, я полагаю. Но мне это очень нравится, потому что у меня есть много вопросов, которые я хочу задать Джону.

— У меня еще больше вопросов. Но не к нему, а к вам, — пытается воспользоваться случаем Кит.

— Тогда спрашивайте. — Лючия выпрямляется и поправляет юбку.

— Что стало с вашими подругами из «Б. Олтман», например, с Элен Ганнон?

— Милая Элен. Она родила сына, Альберта. Ее муж сделал отличную карьеру на Уолл-стрит. Они переехали в Скарсдейл. Иногда я сажусь на поезд и еду к ним на выходные. Мы с ней довольно часто созваниваемся.

— А Виолетта?

— Умерла два года назад. Они прожили вместе с офицером Кэссиди всю жизнь. Теперь он снова женился, — скептически замечает Лючия.

— Невероятно! Слишком быстро.

— Так и мы подумали.

— У них были дети?

— Нет.

— А как насчет Рут?

— Рут Каспиан Гольдфарб, — с нежностью произносит Лючия. — Они с Харви переехали во Флориду. У них три дочери, и все они получили отличное образование. Одна из них преподает искусство эскиза в колледже. Раз в год мы встречаемся с Рут, когда она приезжает, чтобы отпраздновать Рош Хашана[67] вместе с ее сестрой.

И, по крайней мере, раз в месяц мы с ней разговариваем по телефону.

— О… а Делмарр? Что стало с ним?

— Он сделал блестящую карьеру в Голливуде. Создавал костюмы для телевидения, для всех больших мюзиклов. Всякий раз, когда он бывал в Нью-Йорке, то заходил навестить меня и говорил: «Малышка, когда же ты приедешь на запад за своей мечтой?» Он так шутил. Делмарр так и не женился, но прожил незаурядную жизнь. Где бы он ни появлялся, везде оставлял после себя множество женщин с разбитыми сердцами. Никогда не встречала никого, кто бы так отчаянно не хотел успокаиваться и остепеняться, как Делмарр. В конце концов, он был всего лишь одинокий мужчина в публичном деле. Он умер в прошлом году. С его смертью я не могла смириться долгое время.

— Теперь расскажите о ваших братьях.

— Вам известна история Роберто. Анджело постригся в монахи в орден Маринолл.[68] Орландо женился на хорошей еврейской девушке, Рейчел, и у них родилась дочь Рафаэлла. Мой любимый брат Эксодус и Орсола родили семерых детей, четырех девочек и трех мальчиков, все они до сих пор живут и процветают в Италии. Я часто бывала в Венеции у них в гостях. Детки любили, когда тетушка Лючия привозила им бейсбольные перчатки янки и шоколад «Херши». К сожалению, мужчины в моей семье не жили долго. Никто из братьев не прожил больше папиного.