Лавирль Спенсер - Прошлые обиды
Лиза увидела Бесс:
– Привет, мама.
Бесс подошла к Лизе, наклонилась и поцеловала ее:
– Привет, дорогая. Привет, Марк. Как дела?
– Неплохо. Привязали меня к этой машине, чтобы мы были в курсе, если ребенок передумает или что-то вроде этого.
Повернувшись к сестре, она сказала:
– Это моя мама, Бесс… – И пояснила матери:
– А это та дама, которая должна провести меня через семь кругов ада.
Мисс Мире засмеялась:
– О, я надеюсь, что мне не придется этого делать. Не думаю, чтобы все было настолько плохо. Посмотри сюда…
Сестра положила руку на аппарат, где светились оранжевые световые цифры рядом с крошечным оранжевым сердцем, которое вспыхивало ритмично, со звуком, напоминавшим шипение заезженной пластинки.
– Это монитор. Слышно биение сердца ребенка.
Все взоры сосредоточились на бьющемся сердце, а из монитора стала змеей выползать белая лента с цифрами.
– А это, – мисс Мире указала на зеленую цифру рядом с оранжевой, – это твои схватки, Лиза. Марк, твоя задача следить за ними. Между схватками появляется цифра «13» или «14». Как только ты увидишь, что она растет, ты должен напомнить Лизе, чтобы она глубже дышала. Схватка достигает своего пика примерно за тридцать секунд, через сорок пять прекращается. Все длится около минуты. Поверь мне, Марк, ты будешь часто знать о том, что начинается схватка, еще до ее начала.
Мисс Мире едва успела закончить, как Марк сказал:
– Поднимается.
Он пододвинулся ближе к Лизе, не отрывая глаз от монитора. Лиза напряглась, и он напомнил ей:
– Расслабься. Помнишь – три выдоха, один вдох. Выдох, выдох, выдох, вдох… выдох, выдох, выдох… вдох… Пятнадцать секунд… тридцать… держись, дорогая, сорок пять, схватка почти кончилась… ты молодец.
Бесс беспомощно стояла рядом, чувствуя, как у нее самой все сжимается внутри. Марк же оставался бастионом спокойствия. Он наклонился над Лизой. Убрал ей волосы со лба, улыбнулся ей в глаза, что-то прошептал. Лиза кивнула и закрыла глаза.
Бесс посмотрела на часы: 3.19.
Следующая схватка началась через пятнадцать минут, к этому времени подоспела и мать Марка. Она поздоровалась со всеми, Марку быстро пожала руку.
– Отец придет? – спросил Марк.
– Он на работе. Я оставила ему записку на кухонном столе. Привет, Лиза, привет, дорогая. Сегодня твоя талия вернется к норме. Держу пари, что ты счастлива.
Она поцеловала Лизу в щеку и сказала:
– Я думаю, родится мальчик. Не знаю почему, но мне так кажется.
– Ну, тогда у него будут проблемы. Мы не придумали ему имени, а девочку назовем Натали.
Новая схватка. Бесс было тяжело видеть, как страдает Лиза. Ее девочка. Ее драгоценный первенец, Лиза, которая, когда ей было пять, шесть, семь лет, по-матерински опекала своего младшего брата. Так, как это обычно делают маленькие девочки: держала за руку, когда они вместе переходили дорогу; приподнимала его к фонтанчику для воды; успокаивала, когда он падал и разбивал коленки. И вот она взрослая женщина, у нее скоро появится свой ребенок. И хотя Бесс понимала, что счастье можно было обрести только через эту боль, наблюдать страдания дочери было ужасно.
В какие-то моменты Бесс жалела, что не подождала, пока ребенок благополучно родится. И тут же почувствовала себя виноватой за свой эгоизм. Она бы хотела быть более полезной. Она подумала: «Хорошо было бы, если бы Лиза снова была маленькой девочкой». Но одернула себя: «Да нет, что за глупость, я совсем этого не хочу». Ей приятно иметь взрослую дочь. И тем не менее в эти минуты в памяти всплывали картины, как Лиза, маленькая, ходит в детский сад, как храбро сама первый раз переходит дорогу. Странно, что эти картины возникали в памяти в тот час, когда Лиза была так далека от детства. Может быть, это вообще характерно для каких-то переломных моментов в жизни: возникают грусть и тоска по прошлому.
Временами, когда схватки отпускали, Бесс и Хилди вздыхали с облегчением, смотрели друг на друга и понимали, что стараются дышать в унисон с Лизой, как будто это могло ей помочь.
В 6.30 вечера приехал Джейк Пэдгетт, и Бесс вышла из родилки на какое-то время, так как там скопилось слишком много народу. Она подошла к автомату в буфете, получила банку коки и взяла ее с собой в комнату ожидания, примыкавшую к Лизиной, просторную, с удобными стульями, угловым диваном, достаточно длинным, чтобы на нем можно было вытянуться и подремать. Здесь был холодильник с закусками, кофеварка, ванна, телевизор, игрушки, книги.
Но голова ее была слишком занята Лизой, чтобы чем-то отвлечься.
Она вернулась в родильную комнату без пяти семь, понаблюдала еще за двумя схватками, затем дотронулась до плеча Марка и предложила:
– Присядь ненадолго. Я буду помогать Лизе.
Марк, благодарно поглядев на нее, опустился на стул с откидной спинкой, а Бесс заняла его место у кровати.
Лиза открыла глаза и слабо улыбнулась. Ее влажные волосы спутались, лицо казалось одутловатым.
– Папа не придет?
Бесс взяла ее за руку:
– Я не знаю, дорогая.
Марк откликнулся со своего стула:
– Я звонил ему в офис уже давно. Ему обещали передать.
Лиза сказала:
– Я хочу, чтобы он был здесь.
– Да, я знаю, – прошептала Бесс. – Я тоже.
Это действительно было так. Она хотела, чтобы Майкл сейчас был рядом, хотела так сильно, как никогда в жизни. Но он, видимо, избегал больницы, зная, что Бесс там. Так же, как в случае с вечеринкой у Барб и Дона.
К десяти вечера ничего не изменилось. Вызвали анестезиолога, чтобы сделать укол, который немного помог Лизе и от которого у нее кружилась голова. Ребенок был крупный, видимо, около четырех килограммов, а у Лизы узкий таз. Укол, как им объяснили, не остановит схваток, но Лиза будет меньше их ощущать.
Марк дремал. Чета Пэдгетт тоже дремала у телевизора, и Бесс пошла к телефону-автомату, чтобы позвонить Стелле. Потом вернулась в гинекологическое отделение и ходила по кругу в зале. В конце его она обнаружила солярий, аркообразную комнату с рядом закругленных окон, в которые смотрели верхушки деревьев, через улицу было видно озеро Лили с темной ночной водой. Отсюда, из комнаты с искусственным климатом и деревьями в горшках, невозможно было угадать, тепло или прохладно на ночной улице, спокойно там или шумно, трещат ли цикады, плещется ли вода, зудят ли комары.
Мысль о комарах вызвала в памяти летние теплые вечера, когда Лиза и Рэнди были маленькими и воздух звенел от детских игр и визга. Детей звали домой, но они просили: «Ну, мам, ну, еще немножко, ну, пожа-а-луйста». Когда их наконец удавалось зазвать, они являлись искусанные комарами, с грязными ногами, потными волосами. Бесс и Майкл купали их, одевали в чистые пижамки. Как приятно от них пахло, мордашки сияли, накрахмаленное белье шуршало. Они сидели за столом на кухне, поедали пирожки, запивая молоком, расчесывали искусанные ножонки и уверяли, что нисколько не устали.
