Маша Царева - Замуж за «аристократа»
Но что ему делать сейчас? Когда так тошно, что хочется завыть на луну? Разбить магазинную витрину, ударить в лицо первого попавшегося прохожего – больно ударить, чтобы из носа пошла густая бурая кровь! Егор нервно пощелкал кнопками мобильного телефона. Он набрал номер Камиллы – вечно ждущей его, вечно влюбленной Камиллы. Сейчас ему не помешает разрядка.
– Алло, – томно пропела Камиллочка. Конечно, эта сексуальная интонация была предназначена исключительно для него, ведь в ее мобильнике есть определитель номера.
– Камилла, привет, солнышко, – он старался казаться беспечным.
Она растерялась:
– Да… Привет. Как дела?
– Без тебя – плохо, – глухо рассмеялся Егор. – Соскучился. А ты?
– Я тоже, – без особого энтузиазма сказала она. – А можно я попозже перезвоню? Я сейчас занята.
– Можно, конечно… но вообще-то я хотел тебя навестить.
– О, как мило! – она ненатурально изобразила высшую степень восторга. – Дорогая, обсудим это в другой раз. Хорошо?
– Хорошо.
Только когда Егор повесил трубку, до него дошло: она сказала ему «дорогая»! Она была с ним холодна. Значит, рядом с нею мужчина. Может быть, тот самый продюсер или поэт-песенник, про которого она рассказывала ему в ресторане. А он тогда рассеянно слушал ее и думал о Шуре. О Шуре, черт возьми!
Да уж, беда не приходит одна. Если не везет – так обязательно во всем. Подумав, Егор набрал номер другой женщины. Он был почти уверен, что и она откажет ему. И все-таки позвонил.
– Привет, – она явно удивилась.
– Привет… Я соскучился, – соврал он.
– Да? – удивилась она.
Она не сказала, что тоже соскучилась. Она вообще ничего не сказала. Просто молчала в трубку. И он тоже молчал, прислушиваясь к ее ровному тихому дыханию. Мама-шлюха. Егор подумал: «А зачем церемониться?» И без обиняков спросил:
– Можно я приеду?
– Приезжай, – ответила она, – когда?
– Через полчаса.
Они так обыденно договорились о свидании, словно были старыми любовниками. Он усмехнулся, поймал машину и поехал на Тверскую. Там купил в ларьке розу, но, дойдя до ее дома, выбросил колючую красавицу в снег.
Катя встретила его в красивом шелковом пеньюаре. Она сразу поняла, что ему было нужно. Никаких предисловий. Никаких спектаклей.
Никаких «дам – не дам». От нее пахло дорогими духами и фруктовым мылом. Он опрокинул ее на ковер и впился губами в ее сочную грудь. Женщина тихонько застонала и помогла ему избавиться от свитера и брюк.
– Егор, – прошептала она.
Он расслабился. Он понял, что ей с ним хорошо, и почти беззвучно отозвался:
– Катя…
Так начался их странный роман. Егору он казался лишним, Кате – каким-то ущербным. Собственно, никакой не роман это был, а просто секс.
Почти каждый день он приезжал в ее роскошную квартиру – злой, изголодавшийся, молчаливый. Скоро его запомнили охранники внизу, с ним начали здороваться Катины соседи. Она всегда встречала его с легким макияжем, в красивом белье. От нее пахло водой и мылом, ее волосы были мягкими и влажными. Он говорил: «Привет», она улыбалась и кивала. А потом они занимались любовью, и Егор уходил. Несколько раз она пробовала предложить ему чаю, но он неизменно отказывался.
Катя знала, что он по-прежнему встречается с Шурой. Что стоит Шуре позвонить, как Егор вприпрыжку несется на Арбат, прихватив в знаменитом Смоленском гастрономе бутылочку белого полусухого вина, которое Шура любит больше всего.
Зачем она это делала? Она, сорокапятилетняя женщина, крепкая и пряная, как дорогой коньяк? Она, суперзвезда? (Пускай сейчас о ней почти никто не вспоминает, но Катя все еще надеялась сниматься.) Да и Егор не понимал, зачем так стремится в эту шикарно обставленную квартиру, почему его тянет к этой молчаливой женщине, податливой и мягкой. Он в нее не влюблен, она совсем не в его вкусе, она ему в матери годится, но никуда не мог он деться от странного, болезненного к ней влечения.
Они почти не разговаривали. Они оба чувствовали себя обманутыми, оба целовали словно других людей. Закрывая глаза, Катя представляла себя молоденькой и беззаботной, сладко стонущей в Сашиных гостеприимных объятиях. А Егор… Однажды он рассказал ей о маме. Катя слушала молча, не перебивая. Егору показалось, что она потрясена. И на минутку ему, как тогда, на Патриарших, захотелось уронить голову на ее колени. И чтобы пахло от нее не новомодными «Кензо», а сладко-терпкой «Красной Москвой», и чтобы ее мягкие пальцы перебирали его волосы – может быть, он даже расслабится и уснет.
Но ничего подобного не произошло, Катя выслушала его, потом поцеловала в щеку и сказала что-то вроде:
– Бедный мальчик. Это на всю жизнь.
Он потянулся к ней, но она только мягко потрепала его по щеке. И начала откровенничать в ответ:
– Знаешь, а меня хотели убить…
– Неужели? – заинтересовался Егор.
И Катя рассказала ему об угрозах и звонках. Сначала Егор слушал ее с некоторой досадой, он внутренне ругал себя за откровенность. Но потом Катин рассказ настолько его увлек, что он даже легкомысленно позабыл о своей проблеме.
– И тогда, на Патриарших, – упомянув Патриаршие, Катя покраснела, – тогда я как раз об этом и думала. Я думала, что что-то не сходится. Какая же я дура, да?
– И ты говоришь, что звонки прекратились несколько месяцев назад? – переспросил Егор.
– Да. Совершенно неожиданно. Все прекратилось – и звонки, и публикации.
– А началось?
– Когда появилась моя книга. А почему ты спрашиваешь?
– Знаешь, мне кажется, я что-то начинаю понимать…
– Что? – жадно спросила Катя, но Егор разочаровал ее:
– Не сейчас. Я должен кое-что проверить.
Глава 11
Они расположились на просторном, увитом зеленью балконе – это был шикарный балкон, с мраморными арками и белоснежными колоннами. Настоящий зимний сад! Увидев его впервые, Шура восторженно воскликнула: «Да это же Санта-Барбара!» А теперь ее этот балкон раздражал, равно как и его хозяин, граф Эрнест Шульгин. Он сидел напротив нее, и они пили турецкий «кофий» из старинных фарфоровых чашечек и ели приготовленные Дуней дынные цукаты.
– Александра, я должен с вами поговорить, – прервал молчание Эрнест.
Шуру даже передернуло от раздражения: если бы кто-нибудь знал, как ей надоело строить из себя Александру! Но она улыбнулась:
– Что, Эрни, дорогой?
– Александра, вы знаете, что я без ума от вас… Я хотел вас кое о чем попросить…
Она приготовилась было привычно расстегнуть старомодную блузу, но он остановил ее:
– Нет, не об этом… Александра, станьте моей женой.
Краснея, точно пятнадцатилетний девственник, граф извлек из кармана потертую бархатную коробочку и, как-то затравленно глядя на Шуру, протянул ее ей: