Нора Робертс - Женская месть
У Филиппа тоскливо сжалось сердце.
– Как его звали?
– О боже, да я не помню, не уверена, что когда-нибудь знала его имя. Но где-то здесь оно должно быть.
– Могу я взять твой альбом?
– Конечно. Но разве это имеет значение, Фил? – Мери накрыла рукой руку сына. – Неважно, кем были ее родители, неважно, чем они занимались, это ничего не меняет – Адриенна остается самой собой.
– Я это знаю.
Он поцеловал мать в щеку.
– Но ей это важно.
– Девушке повезло, что она заполучила тебя.
– Да, – Филипп снова поцеловал ее, – знаю. Когда зазвенел звонок, Филипп посмотрел на часы.
– Это, должно быть, Стюарт. Точен, как всегда.
– Подогреть чай?
– Он и так горячий, – сказал Филипп, направляясь к двери.
Вошел Спенсер – его нос и щеки разрумянились от ветра.
– Чертовски холодно. Ночью снова пойдет снег, миссис Чемберлен. – Сыщик взял ее протянутую руку и поднес к губам. – Приятно вас видеть.
– Вы согреетесь, мистер Спенсер, если выпьете чашку чаю. Фил поухаживает за вами, а мне надо идти.
Мери накинула манто из черной норки, подаренное ей сыном на Рождество.
– На кухне есть еще кексы.
– Спасибо, мама. – Он поднял воротник ее манто. – Ты выглядишь как кинозвезда.
Ничто не могло бы доставить Мери большего удовольствия. Она ущипнула сына за щеку и удалилась.
– Твоя мать. – прелестная женщина.
– Да, собирается отправиться в круиз с каким-то зеленщиком по имени Пэддингтон.
– С зеленщиком? – Спенсер сложил свое пальто и аккуратно повесил на спинку стула. Потом повернулся к чайному подносу. – Надеюсь, она будет вести себя разумно. – Он налил себе чаю. – Я думал, у тебя каникулы.
– Так и было.
Бровь Спенсера поползла вверх.
– Я думал, ты покончил с этим.
– Так и есть.
Спенсер добавил в чай лимон.
– Кажется, на этот раз в Париже тебя пришлось подменить.
Хотя Филиппу уже было доподлинно известно, что произошло, он сел за стол и приготовился слушать.
– Как вы и подозревали, за графиней следили. Наш агент проник в дом под видом повара. Кроме него, за ней наблюдали еще два человека. Но объект, должно быть, почувствовал слежку и скрылся.
Филипп налил вторую чашку чаю. – Да ну?
– Наши люди из службы наружного наблюдения видели его краем глаза, но описания дали очень расплывчатые. Оба считают, что в Париже он свой, знает город, как канализационная крыса. Но, возможно, они так говорят потому, что упустили его.
– А как же драгоценности графини?
– Он не успел их украсть. – Спенсер удовлетворенно вздохнул. – Так что мы испортили ему обедню.
– Может быть, и не только ее. – Филипп предложил гостю кекса.
Спенсер на мгновение заколебался, потом откусил кусочек.
– До меня дошли кое-какие слухи.
– Какие?
– Может быть, они и не имеют под собой никакой почвы, но все же я держу ухо востро. Вы знаете, что у нашего голубчика есть сообщница – женщина?
– Женщина? – Спенсер забыл про кекс и потянулся за записной книжкой. – У нас нет никаких данных о женщине.
Филипп стряхнул пепел с сигареты.
– Вот почему, капитан, вам нужен я. Я не знаю ее имени, знаю только, что она рыжая, похожа на потаскушку, и ума у нее хватает только на то, чтобы выполнять его указания.
При этом Филипп улыбнулся, подумав, как разъярилась бы Адриенна, услышав такое описание собственной внешности.
– Во всяком случае, она разговаривала с одним из моих осведомителей. – Филипп предупреждающе поднял руку. – Вы же знаете, Стюарт, что я не могу вам сказать его имени. Таков был уговор с самого начала.
– И я очень об этом сожалею. Как подумаю обо всех этих негодяях, проходимцах и мелких воришках… Ладно, не обращай внимания. И что же она сказала?
– Сказала, что Тень… Вы ведь знаете, что они называют его Тень?
– Они романтики.
– Что Тень, по-видимому, скоро выйдет в тираж. У него начинается артрит. – Филипп согнул и размял пальцы. – Эта болезнь – величайший кошмар для художников, живописцев и воров. Ловкость рук – неоценимый дар и бесценный инструмент.
– Мне трудно ему сочувствовать.
– Возьмите еще кекс, капитан. Итак, ходят слухи, что Тень собирается на покой.
Спенсер замер, не донеся кекс до рта. Его глаза расширились и остекленели. Сейчас он напомнил Филиппу бульдога, только что узнавшего, что сочная косточка, в которую он было собрался вонзить зубы, из пластика.
– Что ты имеешь в виду, говоря о том, что он собирается на покой? Неужели он воображает, что может уйти от нас? Два дня назад в Париже мы чуть было его не схватили.
– Ну, это ведь только слухи.
– Черт бы его побрал! – Спенсер опустил недоеденный кекс на тарелку.
– Может быть, он только собирается отдохнуть?
– И что же ты предлагаешь?
– Подождать его следующего хода, если, конечно, такой последует.
Полученная информация раздражала Спенсера, как кусок пищи, застрявший в зубах.
– Может быть, имеет смысл сосредоточить наше внимание на женщине?
– Может быть. – Филипп пожал плечами. – Если только у нас есть время и возможность следить за всеми рыжими шлюхами на двух континентах! – Подавшись вперед, он взял свою чашку. – Понимаю, что для вас это печальное известие, Стюарт, но не исключено, что в Париже вы упустили последнюю возможность схватить его.
Филипп подумал о том, что должен послать чек на приличную сумму своему другу Андре, который по его просьбе позаботился о том, чтобы поводить за нос парижских агентов.
– У меня есть кое-какие личные дела. Они потребуют недели две, не больше. Если я что-нибудь услышу, что может представлять для вас интерес, тотчас же сообщу.
– Мне нужен этот вор, Филипп.
Тень улыбки тронула губы молодого человека.
– Мне тоже, и не меньше, чем вам.
Адриенна попала в свою квартиру после двух часов ночи. Новогодняя вечеринка, с которой она ускользнула, вероятно, не кончилась бы до рассвета.
На вечеринке Адриенне больно было смотреть на драгоценности и не думать о том, как ими завладеть. Но ей предстояло только одно дело, главное дело ее жизни. О «Солнце и Луне» она мечтала днем и ночью, видела их на портрете матери, ощущала их в своих руках.
Когда она вернется из Якира, ее жизнь станет такой, как у всех, – приемы, благотворительные балы и путешествия. Она научится получать от этого удовольствие так, как наслаждается успехом женщина, совершившая свое жизненное предназначение. Увы, наслаждаться им ей придется в одиночестве. Нет, она не станет ни в чем раскаиваться. Успех имеет свою цену, и, как бы ни была она высока, ее следует заплатить. Она сожгла мосты, когда села в самолет и рассталась с любимым.
