Если ты простишь (СИ) - Шнайдер Анна
Я думала, что сойду с ума. Оргазм накатывал за оргазмом, я задыхалась от наслаждения и захлёбывалась собственными слезами, почти беспрерывно текущими из глаз, и глотала ртом воздух, когда была не в силах даже стонать… А Вадим всё двигался и двигался, словно безумный, задав такой сумасшедший темп, словно мечтал затрахать меня до смерти.
И он всё время повторял моё имя.
— Лида… Лида… Лида… — слышала я его голос то возле уха, то рядом с шеей, то поблизости от груди. Вадим почти не целовал меня, зато кусал активно, особенно соски. Он буквально жевал их, вытягивая и сжимая зубами чувствительную плоть, а потом лизал и посасывал, рыча от удовольствия.
Я не знаю, сколько времени это продолжалось, но, когда Вадим бурно кончил глубоко во мне, я уже толком ничего не соображала. Сама словила самый мощный из всех оргазмов за эту ночь и, жалобно всхлипнув, отключилась.
116
Лида
Проснулась я оттого, что у меня болело всё тело. Кое-где саднило, как будто на коже были крошечные царапины, где-то тянуло, между ног вообще горело и пульсировало. И…
Я вытаращила глаза и быстро-быстро задышала, внезапно вспомнив случившееся ночью. А ещё ощутив руку Вадима, по-хозяйски лежащую на моём животе…
Чёрт! Чёрт-чёрт-чёрт…
Меня заколотило, как будто лихорадка началась. Я осторожно отодвинулась от мужа, стиснув зубы, чтобы не стучать ими, и встала с кровати.
Оглядела себя и едва не охнула, увидев, что на теле красноречиво горят — а в некоторых местах ещё и кровоточат! — последствия этой ночи. Идти в таком виде в ванную было нельзя — кто знает, вдруг Аришка уже встала? — поэтому я быстро натянула лифчик, который так до сих пор и болтался где-то в районе моей талии, а потом целиком оделась. Осторожно поискала под одеялом трусы, но не нашла, а слишком всё переворачивать не стала — Вадим же до сих пор спал. И, кстати, температуры у него почти не было — я проверила. Тридцать семь — уже ерунда. Значит, скорее всего, и правда ротавирус, он обычно всегда так резко накатывает и быстро проходит.
Я тихо выскользнула из спальни и отправилась в ванную. В квартире стояла тишина — Аришка всё-таки ещё не встала, и я спокойно дошла до ванной, прошмыгнула внутрь и принялась раздеваться в предбаннике. Перед этим только быстро написала Юле в мессенджер, что у меня форс-мажор, поэтому сегодня я на работе не появлюсь, но постараюсь подольше посидеть в выходные. Хотя куда уж дольше — я и так постоянно работала…
Скинув одежду, взглянула на себя в зеркало и поморщилась. Красавица! Губа искусанная, в уголке даже кровь запеклась. Вся грудь красная, будто её наждаком тёрли — видимо, из-за щетины Вадима, — в одном месте даже характерный малиновый синяк-засос, а соски вообще бордовые, причём возле одного мазки засохшей крови. Значит, прокусил… То-то больно так…
Поворачиваться и смотреть на себя со спины я не стала — понимала, что там увижу. Вадим, хоть и проникал в меня сзади только пальцами, был немилосерден и так ими двигал, что я не сомневалась — там я тоже «раненая».
Ладно, ничего страшного не случилось. По крайней мере, для меня. Пройдёт. А вот как это всё воспримет Вадим… Если вообще вспомнит, что произошло, разумеется. Может, решит, что ему сон приснился? Хорошо бы. Тогда главное ему в раздетом виде не показываться. А про губу скажу, что на морозе треснула. Хотя мороза сейчас уже нет, конец марта всё-таки. Тогда скажу, что витаминов не хватает, вот!
Я вздохнула и залезла в ванну. Включила воду и принялась осторожно смывать с себя кровь, чуть слышно шипя — мелкие ранки саднили. Особенно болели соски… Я помнила, как хорошо было ночью, когда Вадим меня кусал, и грустно усмехнулась — а ведь так всегда обычно и бывает, да, Лида? В процессе хорошо, а потом очень плохо. Причём плохо может быть гораздо дольше, чем хорошо.
Выключила воду, выбралась из ванны, огляделась и беззвучно чертыхнулась, поняв, что полотенца для меня теперь здесь нет. Два полотенца для лица, два для тела, а третьей пары нет — пустые крючки. Логично, конечно. Но что мне делать? Я и так накосячила, ещё не хватает вытираться полотенцем Вадима. Он этого терпеть не мог и во время нашей семейной жизни, сейчас и подавно разозлится.
В итоге я кое-как вытерлась полотенцем Аришки — договориться с дочкой мне будет проще. Вновь оделась, морщась из-за царапин на груди и кривясь по причине отсутствия трусов. Оказывается, ходить в джинсах без трусов на редкость неудобно.
Выглянула в коридор — никого. И тишина. Впрочем, это естественно, всего-то семь утра. Аришке в школу не надо, она в такие дни минимум до восьми спит. А Вадим…
…Вадим встретил меня, сидя на кровати, мрачный и хмурый. На одеяле перед ним лежали мои трусы.
— Лида, — произнёс он сипло и, кашлянув, продолжил, глядя на меня с каким-то странным смятением, — скажи… мне снился сон? Или мы с тобой на самом деле?..
117
Лида
Я знаю Вадима. Так же, как он — знает меня.
Поэтому я отлично понимала, что для него случившееся будет не просто сексом в неадекватном состоянии с бывшей женой. Ключевое слово — в неадекватном. Я считала, что обвинять в чём-то человека с высокой температурой, который ничего не соображал и не отдавал отчёта своим действиям, — то же самое, что обвинять грудного ребёнка в том, что он описался.
Но для Вадима всё это будет выглядеть совсем иначе. Он точно станет думать, что изменил своей Лере со мной. Да, он был не в себе — но это не оправдание. Алкоголики, когда садятся за руль и сбивают насмерть прохожих, тоже не в себе, но это не значит, что их за такое не надо в тюрьму сажать!
Я почти слышала, как Вадим говорит мне всё это, и поспешила быстро ответить, стараясь сохранять нейтральное выражение лица:
— Не знаю, о чём ты. Я всю ночь сидела рядом с тобой, ты спал. Ну, ворочался немного только, пару раз воды просил. А час назад я мыться ушла…
— Лида… — Вадим прикрыл глаза и усмехнулся. Но не зло, а как-то устало. — Ты никогда не умела обманывать. Мыться она ушла… А трусы оставила мне как сувенир?
Точно! Я забыла про трусы.
Щёки начали гореть, но я решила не сдаваться. Не нужно мне, чтобы Вадим переживал! Не стоит оно того.
— Я просто не смогла их найти утром. Побоялась тебя будить. — Вадим открыл глаза и посмотрел на меня с укоризной. Я чувствовала, что щёки уже не просто горят — они пылают, но упорствовала: — Я ночью разделась, потому что спала рядом. Было жарко…
— Лида… — Муж покачал головой. — Ты несёшь бред, понимаешь? Скажи мне правду. Я же не сахарный, не растаю.
— Да ты же себя сожрёшь! — возмутилась я и тут же осеклась, закусив губу. Да, врать я не умею… И губа ещё эта! Из неё вновь потекла кровь.
— Я сделал тебе больно, да? — спросил Вадим с беспокойством, проследив взглядом за движением моего языка, когда я слизывала кровь с губы. — То, что я помню… Если так всё и было…
— Не было ничего! Тебе всё приснилось! — с пылом заявила я, скрестила руки на груди… и тут же, шипя, опустила их вниз — соски как иглой укололо.
Вадим изменился в лице. Встал, пошатываясь, и направился ко мне. Я сделала шаг назад… но упёрлась спиной в дверь.
— Не подходи! — пробормотала я и выставила ладонь перед собой. — Всё нормально, честно! Иди, сядь на кровать. А то ещё свалишься и головой ударишься.
— Я уже… ударился… — тихо произнёс Вадим и, взяв меня за протянутую руку, чуть дёрнул на себя, заставив подойти ближе. Быстро задрал водолазку, опустил вниз ткань чашки лифчика… и выругался матом.
Вадим очень редко ругался матом. Только в исключительных случаях, если происходило что-то из ряда вон.
— Всё нормально! — повторила я и нервно поправила на себе одежду. — Пройдёт. Не смертельно. Иди, сядь уже! Стоишь шатаешься…
Я думала, Вадим отойдёт от меня. Но он потащил меня к кровати вместе с собой. Сел и заставил опуститься рядом, а потом спросил, по-прежнему сжимая мою руку:
