5000 ночей одержимости - Дрети Анис
С удрученным вздохом я поднялась с кровати и подготовилась к началу дня.
Я прошлась по нашему тщательно продуманному новому дому, заваленному нераспечатанными коробками. Мы обсуждали вопрос о найме нескольких сотрудников для помощи в обслуживании большого дома. Я оттягивала этот момент, потому что не любила делить свое личное пространство с незнакомцами. Однако, глядя на неубранные коробки, пересмотрела свое отношение к найму персонала.
С новой решимостью я начала распаковывать коробки и разделять содержимое внутри на аккуратные стопки. Предметы декора отправились на различные встроенные полки на стенах. Рамки с фотографиями — на приставные столики. Зимняя одежда была развешана в ближайшем к входной двери шкафу. С каждой убранной коробкой я все больше укреплялась в решимости заново обустроить свой новый дом и жизнь.
К тому времени, когда я закончила открывать коробки и раскладывать все по местам, рабочий день уже почти закончился. Однако от Джея по-прежнему не было слышно ни звука.
Я знала, что у него есть «холостяцкая берлога» в городе, он упоминал, что мы будем останавливаться там в те дни, когда ему нужно будет ездить в компанию. На данный момент он работал из домашнего кабинета. У меня было ощущение, что он делал это только для того, чтобы мне не было одиноко в новом городе. Внимание Джея побудило меня тоже приложить усилия. Не зная, как еще внести свой вклад, я решила приготовить ужин. Кроме игры на пианино, готовка была единственным занятием, которое я могла делать с завязанными глазами.
Осмотрев содержимое холодильника, я остановилась на сырной лазанье. Следующий час в воздухе витали дразнящие запахи, но Джея по-прежнему не было видно.
Раздраженно вздохнув, я выставила две порции на поднос и понесла ему. Дверь в его домашний кабинет была слегка приоткрыта, и я заглянула внутрь. Джей сидел перед компьютером, глядя на него так пристально, что я засомневалась, не голые ли цыпочки на экране.
Я откашлялась и робко постучала в дверь.
— Войдите, — раздался низкий голос.
Я внезапно почувствовала беспокойство из-за этого налета. Возможно, Джею не покажется милым вторжение сюда с подносом, полным еды.
Я глубоко вздохнула, собираясь с духом, и толкнула дверь плечом. Кабинет Джея был светлым и просторным, с окнами, выходящими в сад. В центре стоял письменный стол, а по всей комнате было расставлено несколько стульев.
Джей поднял взгляд от экрана.
— Привет.
Он казался неуверенным в моих мотивах, поскольку я никогда раньше его не прерывала.
— Э…Я подумала, что ты, возможно, проголодался. — неубедительно произнесла я.
Его взгляд упал на поднос, как будто это было последнее, что он ожидал увидеть. Он перевел глаза на меня, а затем жестом указал на пустое место на столе.
Джей выдвинул для меня стул, пока я ставила поднос. Какого черта мне было так неловко ужинать со своим мужем?
Я заерзала.
— Я, эм. я не знаю, любишь ли ты лазанью.
— Я люблю лазанью. — мгновенно ответил он. — Спасибо, Пия.
С облегчением я села на стул напротив него, взяла свою тарелку и задумалась о темах для разговора. Тем временем Джея не беспокоило затянувшееся молчание, и он ел без жалоб. Я знала, что даже если ему не понравится еда, он съест всё до крошки.
Покачав про себя головой, я принялась за еду, когда заметила фотографию, стоящую на углу его стола. Она была в деревянной рамке, такой маленькой, что я чуть не пропустила ее. Чего я не упустила, так это снимок улыбающейся женщины, сидящей на безошибочно узнаваемом столе моего мужа.
С натянутой улыбкой я помахала рукой в сторону рамки.
— Твоя подруга?
Джей замер, его вилка зависла в воздухе. Он опустил вилку на тарелку так осторожно, что она не звякнула. Затем взглянул на рамку и кивнул.
— Кэт.
Мое сердце тяжело ухнуло куда-то вниз. Я знала, что наш брак начался не с громких признаний в любви; я не бредила. Однако разве не было принято не изменять своей жене по крайней мере до пятилетнего рубежа? Как минимум, имей достаточно уважения, чтобы заниматься этим за моей спиной, вместо того, чтобы выставлять напоказ. Уф.
— Она была моей девушкой.
Лучше не стало. Я не знала, как относиться к тому, что фотография его бывшей девушки занимает место на его столе. Джей уловил это напряжение и несколько мгновений задумчиво смотрел на меня, размышляя, стоит ли ему делиться этой информацией. В конце концов он сказал:
— Она умерла очень давно.
Ииии я только что превратилась из оскорбленной женщины в худшего человека на земле.
— Что случилось? — тихо спросила.
Джей уставился на свою еду и вернулся к ковырянию в ней.
— Лейкемия.
— Мне так жаль.
— Не стоит. Я знал, что всё плохо и что она умирает. Я понимал, во что ввязываюсь.
— Ты знал, что она умирает, но все равно решил быть с ней? — повторила я в недоумении.
Миллион вопросов заполонили мой разум. Зачем кому-то подвергать себя таким душевным терзаниям?
Джей неторопливо обдумывал мои слова.
— Мы выросли вместе, ходили в одну школу-интернат, затем в колледж. Она была моей лучшей подругой, но я всегда был от нее без ума. Знаешь… первая любовь, детские шалости. — Он покачал головой. — Но я держался в стороне, потому что она не была индианкой. Даже если бы моя семья смирилась с этим, я знал, что члены совета директоров будут против. Не было смысла стремиться к большему, когда у нас не могло быть будущего. Так что я оставил все как есть.
Женитьба вне своей культуры и религии была единственным верным способом отлучить себя от клана Амбани. Я понимала эту дилемму. Хотя дело было не в расе, я столкнулась с чем-то подобным с Акселем. Если бы моя семья узнала о том, что я встречаюсь с очередным парнем из клубной индустрии, это вбило бы клин между нами. Страшнее всего в жизни — отказаться от всего, что ты знаешь, ради неизвестного риска.
— Но ты сказал, что она была твоей девушкой. Что изменилось?
Я видела, как различные оттенки эмоций отразились на его лице.
— После того, как ей поставили диагноз, я перестал заботиться о том, что подумают другие, и мы сошлись. Смерть может сделать это с тобой, заставить осознать, что действительно важно в жизни.
У меня защемило сердце, и я почувствовала его горе, как свое собственное. Я снова хотела принести соболезнования, но прикусила язык.
— Я ни о чем не жалею. Мы разделили много